Проклятие Пифоса
Шрифт:
— Охотился для чего? — потребовал объяснений Каншель.
Ске Врис посмотрела на него, словно на умалишенного.
— Для домов, разумеется.
Слуга через плечо посмотрел на юрты, а затем, ужаснувшись, снова на Ске Врис. Поверх деревянных каркасов были натянуты шкуры ящеров, образуя стены и потолки. Дубить их времени не было, поэтому на жилищах висела сама плоть зверей, очищенная и растянутая. Кожа оказалась настолько прочной, что отлично подошла для нужд колонистов, хотя Иеруну этот материал показался слишком противным. Из-за него дома выглядели слишком органическими,
— Вы с ума посходили? — выдохнул слуга.
Ске Врис улыбнулась.
— Разве это глупо — жить и умирать за свои традиции? За свои верования? Разве ты не готов принести такую же жертву?
— Разумеется, готов, — разгоряченно ответил Каншель. — Но если эти верования неразумны…
— А твои? Твои разумны?
Иерун не нашелся, что на это ответить. Он был поражен, если не сказать — раздавлен, тем, насколько Ске Врис отделяет свои традиции от традиций Империума. Каншель снова задался вопросом, были ли эти колонисты потерянным народом, который никогда не знал благ имперского мира. Но затем отмел этот вопрос. Такие мысли были вне его компетенции. Если Аттика не заботит неортодоксальность колонистов, то и его не должна.
Каншель не сводил взгляда со Ске Врис, пока снова не открылись ворота. Он встрепенулся, ожидая увидеть рвущихся внутрь ящеров. Он слышал хищников в джунглях за частоколом. С каждым днем их рев становился все громче. Однако в поселение никто не ворвался, а спустя минуту показались четверо колонистов, тащивших за собой останки убитого Кхи’демом зверя. Когда ворота закрылись, Ске Врис хлопнула в ладоши.
— Ну вот, — усмехнулась она. — Мясо для еды, шкуры для убежища. Мы утратили и мы обрели.
— Сожалею о смерти вашего сородича, — сказал Каншель.
— Мы почтим его память. Он будет жить в воспоминаниях и в стенах наших домов, ведь он умер на земле наших мечтаний. — Послушница широко распростерла руки, словно принимая в радостные объятья весь этот мир. — О чем тут сожалеть?
Каншель любовался довольной улыбкой на сияющем лице женщины. Отрывки песен колонистов, занятых работой, долетали до его ушей. Эти люди не испытывали страха, терзавшего базу.
— Я завидую вам, — признался он.
— Почему?
— Как вы можете быть такими счастливыми?
Ске Врис склонила голову.
— А почему бы нам такими не быть?
Ответом стал хриплый визг сверху. Каншель и послушница одновременно присели. Выпустив когти, летающий ящер круто спикировал к одному из стражников на стене. Размах крыльев твари достигал десятка метров. Вся его морда походила на сплошную челюсть больше человеческого роста. С мостика взметнулись разрозненные лазерные лучи, но зверь был слишком стремителен, а защитники — слишком неопытны. Со вторым насмешливым вскриком рептилия распорола стражника когтями. Кхи’дем уже бежал обратно, но чудовище скрылось из виду раньше, чем космодесантник успел выстрелить.
Саламандра
— Прошу, примите еще раз нашу благодарность, господин.
Кхи’дем посмотрел на послушницу. На его лице читалось неприкрытое отвращение.
— Почему ты улыбаешься? Гибель твоих людей доставляет тебе удовольствие?
— Ничуть, господин. Я радуюсь тому, что мы шагаем по земле, предначертанной нам судьбой. Каждое мгновение здесь — наслаждение. Рано или поздно мы все умрем здесь. Дома. Вековые мечты наконец осуществились, и радость наша неодолима.
— Ваша радость безумна, — пробормотал Кхи’дем и удалился.
Каншель бегло осмотрел небо, высматривая новых крылатых охотников. Их не оказалось, но вид мужчин и женщин, патрулирующих стену, не внушал ему никакого доверия. Свои винтовки они держали, словно малые дети. Неужели никто из них никогда не сражался? Иерун сам не был солдатом, но невозможно было провести жизнь на борту ударного крейсера и не приобрести хотя бы базовых навыков в военном деле. Сейчас его окружали наивные дураки, но именно от них во многом зависела оборона поселения. Саламандры отказались бросать людей на произвол судьбы, но их было мало, и они физически не могли поспеть везде.
Железные Руки игнорировали поселение. Аттик разместил свои войска в глубинах подземного сооружения и на защите базы. Колонистам приходилось самим заботиться о своем выживании. Те, кто работал в руинах, приносили прямую пользу Железным Рукам, а потому легионеры за ними присматривали. Время от времени из шахт доносилось приглушенное эхо ружейной стрельбы — это происходили новые атаки личинок. Впрочем, ни одно из них по масштабам и близко не могло сравниться с первым. Судя по всему, Железные Руки изрядно сократили популяцию подземных обитателей. Существа попытались всей массой задавить нарушителей, вторгшихся в их владения, и потерпели поражение.
Но на поверхности живность Пифоса смелела на глазах. Казалось, животные чувствовали, что их добыча стала более уязвимой. По одному и по двое монстры все чаще нападали на стену. Каншель тихо радовался тому, что ни одна стая пока не додумалась до согласованного нападения, но, когда он слышал рычащий хор в джунглях на другой стороне частокола, в нем росла уверенность, что ждать этого осталось недолго.
Ске Врис выпрямилась, все еще улыбаясь вслед удаляющемуся космодесантнику.
— А ты как думаешь, друг мой? — спросила она Каншеля. — По-твоему, наша радость безумна?
— Я думаю, вы не в своем уме. Все вы.
— Мы все оказались вместе на этой планете. Мы гордимся нашей верой. А ты своей, очевидно, боишься. И кто из нас после этого «не в своем уме»?
Раздался бешеный рев, и звук тяжелой поступи сотряс землю. Нечто громадное врезалось в стену. Три стражника бросились к своим постам и открыли огонь. Они смеялись, и в радости их было нечто легкомысленное, словно вера опьяняла этих людей. Каншель вздрогнул. Ске Врис посмотрела на него с недрогнувшей улыбкой. Лазерный огонь продолжался, пока рев не превратился в вой, а затем в тишину. Смех продолжался и дальше.