Проклятие рода
Шрифт:
– Час от часу не легче. – Известие об отстранении Петри потрясло Иоганна. Он понимал, что никаким особым расположением бывшего советника короля он не пользовался, но все же… магистр ему никогда ни в чем не отказывал и в глубине души Веттерман, чего греха таить, рассчитывал на него. Дома он постарался вести себя так, чтобы своим видом не дать Агнес повод к расстройству. Это удалось ему легко. Приглашение на обед к самому Мартину Лютеру захватило ее полностью:
– Как, Иоганн, я увижу доктора Лютера? – Ее глаза округлились от восторга.
– Если он приглашает, то обязательно. – Усмехнулся пастор.
– Но в чем я пойду? – Понятно, что может еще взволновать женщину, как ни ее внешний вид, наряды и прочая, по мнению мужчины ерунда. – Все мои платья устарели.
– Дорогая, у нас есть еще
– Да! – Она стремглав поцеловала мужа и, не мешкая, стала одеваться.
И хотя Веттерман с улыбкой наблюдал за женой, как она неторопливо расхаживала по мастерской, сопровождаемая сыпавшим комплиментами хозяином, но мысли его были далеко отсюда. Галантерейщик, он же и портной, открывал сундуки, заполонившие это полуподвальное помещение со сводчатыми потолками и низкими зарешеченными окнами, доставал из них один за одним разноцветные рулоны ткани, набрасывал конец материи на плечо жены, так что рулон разматывался и укрывал ее от шеи до пят. Агнес поворачивалась, смотрела сначала на себя – сверху вниз, затем на свое отражение в потускневшем зеркало на стене, и потом уже вопросительно на Иоганна. Пастор улыбался и пожимал плечами, Агнес хмурилась, снова бросала взгляд в зеркало и качала головой, морщила носик. Хозяин, быстро смотав ткань обратно в рулон, извлекал следующий образец материи. И так до бесконечности. Наконец, выбор Агнес остановился на ткани, напоминающей поток разлившегося искристого темно-красного вина. Она десять раз посмотрела в зеркало, столько же раз на Иоганна, который одобрительно кивал – ткань действительно была хороша и изумительно подходила жене, и тогда Агнес, казалось, с огорчением, глубоко вздохнув, утвердительно качнула головкой. Итак, десять локтей брабантской ткани, столько же ситца. Конечно, это было еще не все. Предстояло перебрать массу коробочек с разнообразными по цвету и размеру костяными пуговицами, пряжками, бисером, латунными крючками, цепочками, и бесконечным множеством других удивительных предметов, назначение которых было Иоганну непонятно. Потом они еще что-то очень долго обсуждали с мастером, пока не пробил долгожданный час, когда измученная и счастливая Агнес, обратилась к мужу:
– Дорогой, кажется, я все выбрала. Ты одобряешь?
– Конечно! – Быстро откликнулся Иоганн, соскочив с сундука, который он использовал в качестве места ожидания.
Теперь на весь ближайший вечер, впрочем, и последующие тоже, ему пришлось стать благодарным слушателем радостного щебетанья жены по поводу ее будущего наряда. Еще в первый визит к галантерейщику, он заметил, как Агнес взяла в руки прекрасное жемчужное ожерелье, одела на себя, покрасовалась перед зеркалом, бросила осторожный взгляд на мужа, но Иоганн успел отвести глаза в сторону, притворившись, что он ничего не видел. Но от него не укрылось то, с каким сожалением она сняла жемчуга и положила обратно в коробочку. На следующий же день, по пути в университет, он завернул в лавку и потребовал у хозяина показать ему именно эту вещь. Жемчуга были действительно хороши. Пастор тут же их купил.
И вот настал долгожданный день. Агнес сидит перед небольшим покрытым множеством черных точек зеркалом, на ней красуется то самое великолепное платье, сейчас она завершает укладывать волосы. Ее оживленное, с полуоткрытым ртом, лицо, чуть нахмурено. Иоганн подходит к ней, наклоняется и нежно целует в шею, чуть ниже мочки левого уха. Она изгибается и мурлычет, как кошка, и в этот момент, пастор набрасывает ей на шею жемчужное ожерелье – ему удается на удивление легко его застегнуть, быстро целует снова в шею, только уже с правой стороны и отступает на один шаг назад. В зеркале он видит, как округляются ее глаза, как тонкие пальцы медленно поднимаются и прижимают перламутровые шарики к коже. Она поворачивается к Иоганну и смотрит с каким-то детским испугом.
– Мне показалось, что эта вещь тебе к лицу. – Стараясь казаться невозмутимым, произносит Иоганн. Агнес поднимается с табурета и бросается в его объятья.
– Ты волшебник! – Шепчет она ему сквозь поцелуи.
– Ну, ну, если б я был волшебником, меня стоило бы отправить на костер. – Шепчет он, усмехаясь, в
– Никогда! Я никому тебя не отдам! – Лицо Иоганна уже все мокрое от бесчисленных поцелуев.
Доктор Лютер жил в большом двухэтажном доме, пристроенном к августинскому монастырю, который ему подарил в знак глубочайшего уважения и признания заслуг магистрат Виттенберга. Почти весь первый этаж занимал огромный зал, где происходили эти ставшие уже традиционными обеды для будущих магистров, докторов и профессоров университета. Длинный стол, стоящий посередине зала, заставлен блюдами. Чего тут только не было – лосиное и свиное мясо, птица, разнообразная рыба, капуста, яблоки, сваренные в меду, кувшины с вином и пивом. Гости разместились вдоль стола на длинных скамьях без спинок. В самом конце в кресле сидит хозяин дома. Слева от него его добродетельная супруга, справа ближайший помощник и соратник доктор Меланхтон.
Общий гул перекрывает могучий бас Лютера:
– Попросим доктора Меланхтона прочесть нам застольную молитву и приступим, друзья, к угощению.
Общество смолкает, поднимается Меланхтон и читает слова молитвы. Услышав заключительное «Аминь», все повторяют его вслед за деканом и принимаются за еду. Пьет каждый по собственному усмотрению. Нет ни хвалебных тостов в честь хозяина дома, ни попыток блеснуть своим eloquentia , хотя умельцев за столом было хоть отбавляй – в этом Веттерман не сомневался. Нет, все было настолько обыденно просто, будто собрались не столпы богословской науки, не учителя со своими беспокойными, но внимательно внимающими воспитанниками, а равные с равными. За столом сидела одна большая университетская семья. Единственное различие было в том, что более почетные и заслуженные гости, в том числе Магнуссон с Веттерманами, сидели ближе к доктору Лютеру. Иоганн оглядывается по сторонам. Видит знакомые лица профессоров, замечает Агриколу с Тейттом, на другом конце стола, улыбается сверкающим глазам и разрумянившемуся счастливому лицу Агнес. Она ловит его взгляд, наполняет две кружки вином – Иоганну и себе – и, поднимая свою, шепчет:
– За тебя, мой дорогой!
Он выпивает вино, ставит кружку на стол, находит теплую ладонь жены и мягко сжимает в своей. Краем глаза, пастор замечает, как доктор Лютер поднялся из-за стола и направился… неужели в их сторону. И правда, мощная фигура вождя, самую малость по-стариковски сгорбленная, вырастает за спиной Иоганна и он слышит:
– Es college Wettermanus, nonne?
– Да, достопочтенный доктор Лютер! – Отвечает Иоганн. Он уже успел повернуться, подхватить под руку Агнес, они поднимаются вместе и почтительно кланяются доктору.
– Conventi sumus, nonne?
– Да, я был вашим студентом двадцать лет назад.
– О-о-о… - покачал медвежьей головой Лютер, - двадцать лет назад… и я бывал в Аркадии… Это твоя жена? Красавица! – Начав разговор с латыни, позволяющей сразу обращаться на «ты», доктор не меняет этого обращения и в немецкой речи.
Иоганн представляет жену Лютеру, и Агнес вся - от корней волос до прикрытой корсажем груди, заливается краской смущения, склоняет вновь голову, шепчет еле слышно:
– Мы вам так признательны за приглашение.
– Хочу побеседовать с твоим мужем наедине. Надеюсь, ты не будешь возражать, моя девочка? – Она молча кивает головой, не в силах вымолвить хоть слово.
Уже уходя вслед за Лютером, Иоганн оборачивается и замечает как смотрит на него Агнес. Таких потемневших, горящих от восхищения глаз жены, он еще не видел, ну если только ночью после бурных ласк и любовной истомы. Он весело ей подмигивает.
– Давай пройдем в мой кабинет. Не возражаешь? – Зовет его Лютер.
– Почту за честь, доктор!
– Тогда вперед.
– Лютер махнул рукой, чтобы Иоганн следовал за ним, и стал тяжело подниматься по довольно узкой и крутой ясеневой лестнице. – Высоковато стало для меня. Старею. – Бормотал про себя великий реформатор, останавливаясь через три-четыре ступеньки перевести дыхание.
Обстановка кабинета была скромная – одинокий пульт, пара потемневших от времени лавок вдоль стен, шкафы с книгами.
– Присядем. – Указал Лютер на скамьи. Сел сам, откинулся к стене, стараясь унять сердцебиение. Веттерман опустился рядом. Наконец, доктор отдышался: