Проклятие Шалиона
Шрифт:
По крайней мере Исель была в безопасности, под защитой своего дяди; как наследница, она могла привлечь на свою сторону немало честолюбивых людей. У Исель будет достаточно сторонников, не считая самого Бергона, чтобы защитить её от врагов… хотя в будущем ей не помешали бы и мудрые советники, чтобы защитить и от друзей… А что может избавить от грядущих опасностей Бетрис?
— У тебя была возможность по дороге в Валенду, да и потом поближе познакомиться с леди Бетрис? — обратился он к Палли.
— О да.
— Замечательная девушка, правда? Ты разговаривал с её отцом, сьером ди Ферреем?
— Да, честнейший человек.
— Это точно.
— Она очень беспокоится о нём сейчас, —
— Да, могу себе представить. Как и он о ней… они оба заботятся друг о друге. Если… если всё пойдёт хорошо, она станет фавориткой будущей рейны. Такое политическое влияние стоит большего, чем обычное приданое, даже и очень богатое. Умный, проницательный мужчина это поймёт.
— Несомненно.
— Она умна, энергична…
— Отлично ездит верхом. — Тон Палли стал странно сухим.
Кэсерил проглотил комок в горле и, пытаясь заставить свой голос звучать непринуждённо, выдавил:
— А ты не видишь её будущей марчессой ди Паллиар?
Палли печально скривил рот.
— Боюсь, что эти виды безнадёжны. По-моему, она положила глаз на другого мужчину. Судя по всем тем вопросам, которые она о нём задавала.
— Да? Кто он? — Кэсерил безуспешно старался убедить себя, что Бетрис влюблена в… ну, скажем, ди Ринала или кого-то ещё из придворных Кардегосса. Гм… Большинство из них так легкомысленны… мало кто обладает влиянием или состоянием, а о мозгах и говорить не приходится. Кэсерил пришёл к выводу, что никто из них не годится для Бетрис.
— Это секрет. Но я считаю, что тебе следует спросить её об этом по прибытии в Тарион. — Палли улыбнулся и послал коня вперёд.
Кэсерил задумался над словами и улыбкой друга, потом вспомнил и о белой меховой шапке, бережно хранимой им в седельной сумке.
«Женщина, которую ты любишь, любит тебя?»
А разве он когда-нибудь по-настоящему сомневался в этом? Но, увы, слишком много горьких обстоятельств, кои обращают сладость этих подозрений в тоску и печаль.
«Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно».
В обмен на её верность он может дать ей только горе; его гроб будет слишком узким и тесным, чтобы предложить его в качестве брачного ложа. И всё-таки эта мысль была единственным светлым пятном среди зловещей тени смерти — всё равно что найти уцелевшего после кораблекрушения человека или цветок, разворачивающий лепестки на пепелище. Однако… однако ей нужно пересилить своё пагубное влечение к нему. А он должен помочь ей в этом. Он должен проявить величайшую выдержку, чтобы не поощрять её чувств. Интересно, удастся ли сблизить её с Палли, если выдать это за последнюю волю умирающего?
В пятнадцати милях от Тариона их встретил большой отряд баосийцев. У них были ручные носилки и достаточно людей для смены носильщиков. Слишком измученный, чтобы чувствовать что-либо, кроме благодарности, Кэсерил без протестов позволил себя уложить. Завернувшись в пуховое одеяло, упокоив больную голову на мягких подушках, он даже проспал два часа под мерное покачивание. Время от времени он просыпался и видел, как темнеющие зимние пейзажи проплывают мимо, подобно сну.
Значит, вот что это такое — умирать. Что ж, лёжа совсем неплохо.
«Но, пожалуйста, позвольте мне дожить до того момента, когда будет снято проклятие с Исель. Я так хочу это увидеть!»
Любой сказал бы, окинув взором пройденный путь, что работа была проделана огромная.
«Это была моя жизнь, и я успел достаточно».
Он не просил ничего, только бы увидеть завершение того, что начал: свадьбу Исель и надёжное убежище для Бетрис. Если боги даруют ему исполнение этих двух желаний, он может уйти спокойно.
«Я устал».
Они вошли в ворота Тариона — столицы провинции
Из потёртой сумки Кэсерил достал завёрнутый в шёлк, а сверху для надёжности в промасленную ткань пакет и проверил, не испачкан ли тот в крови и грязи. Затем освободил пакет от грубой верхней обёртки и, убедившись, что шёлк тоже чист, зажал документы под мышкой. Управляющий провёл Кэсерила через двор, где при свете факелов рабочие укладывали последние каменные плиты, в соседнее здание. Они прошли через анфиладу комнат и оказались наконец в просторном зале с украшенными гобеленами стенами. Железные канделябры искусной работы высотой в человеческий рост, с пятью светильниками каждый, излучали тёплое сияние. Исель сидела в большом резном кресле у дальней стены, рядом с Бетрис и провинкаром — все в траурных одеждах. Когда Кэсерил вошёл, они посмотрели на него — женщины с жадным нетерпением, провинкар со смешанным выражением спокойствия и настороженности на лице.
Дядя Исель, будучи скорее плотным, чем худым, среднего роста, только слегка напоминал свою младшую сестру Исту. Общим у них был тусклый цвет уже изрядно поседевших волос. Рядом с ди Баосия Кэсерил увидел тучного мужчину — вероятно, секретаря — и пожилого настоятеля храма Тариона в пятицветной мантии. Кэсерил с надеждой взглянул на него, пытаясь увидеть свет или искры ауры, но это был обычный священник.
Тёмное облако обволакивало Исель всё таким же плотным одеялом, но движение в нём было теперь более вялым.
«Милостью леди, недолго тебе осталось клубиться!»
— Добро пожаловать домой, кастиллар, — сказала Исель. Официальное обращение весьма смягчали нежность в её голосе и забота в глазах.
Кэсерил осенил себя кинтарианским священным знаком.
— Пятеро богов, принцесса, всё хорошо.
— Договор при вас? — спросил ди Баосия, не отводя глаз от пакета при Кэсериле, и нетерпеливо протянул руку. — На советах было множество споров и волнений по поводу этих соглашений.
Кэсерил улыбнулся и, пройдя мимо провинкара, опустился на одно колено перед Исель, стараясь не застонать от боли и не упасть. Он коснулся губами её ладоней и вложил в руки принцессы — в её собственные руки — пакет с документами.