Проклятие Тары. Артефакт-детектив

Монт Алекс

Дягур разгадал план полковника. Используя численное превосходство, он развернул вытянувшиеся в долине Толы длинной кишкой части дивизии и, разделив свое войско, обрушился с флангов на казаков Кабардина. Другая часть его кавалерии глубоким охватом взяла в клещи не успевшую далеко уйти конницу белых. К этому времени казаки истребили конвойный отряд Мартенса и методично добивали прицельными выстрелами горстку спешившихся и укрывшихся за фуражными телегами красноармейцев. С шашками наголо, пустив лошадей в галоп, кавалеристы Дягура с устрашающим гиканьем врезались в сильно нарушенные порядки белогвардейцев. Казаки рубились отчаянно и, не считаясь с потерями, наносили страшный урон наседающим конникам красных.

Медленно отступая, они оставляли в жухлом сухом ковыле

трупы людей и животных. Зажатые в клещи и теснимые эскадронами Дягура, буряты Кабардина потеряли половину своей скорости из-за тяжелогруженых, туго катившихся подвод. Не выдерживая сумасшедшей езды, оси телег ломались, кузова опрокидывались, оставляя в степи пудовые сундуки. От сильного удара один из ящиков встал на попа и раскрылся. Золото усеяло землю. Завороженные его блеском и напрочь забыв о приказе начальства бросать сломавшиеся подводы и немедля уходить в степь, казаки спешились и, как помешанные, принялись лихорадочно набивать слитками одежду, засовывать золото в сапоги и прятать за пазуху. Через минуту все они были изрублены налетевшими верховыми Дягура. Имея приказ начдива пленных не брать, не зная ни пощады, ни жалости, они добивали раненых и, распиная конскими копытами истекавших кровью казаков, неумолимо приближались к брошенным подводам. Перед угрозой полного разгрома белые бросили их и, помолившись Богу, обратились в бегство. Не желая еще больших потерь, Дягур не стал преследовать рассыпавшихся по широкой долине конников. В тридцать седьмом он крепко пожалеет об этом, а пока не досчитается одной подводы, о чем честно доложит Блюхеру. Обагренное кровью сотен людей золото, разбросанное по телегам, ящикам и мятой побуревшей траве, равнодушно ожидало очередного хозяина…

— Как вышло, что Кабардин выследил тебя? — требовал разъяснений прибывший в Верхнеудинск Блюхер.

— Думаю, нехристи-монахи, язви их душу мать, известили полковника, товарищ военмин. Или… — Дягур остановился, в смущении поглядывая на Блюхера.

— Или у меня в штабе завелся белогвардейский шпик, — досказал за него Блюхер.

— Не прошли мы и семи верст, — пропустив мимо ушей реплику начальства, продолжал свой рассказ Дягур, — как откуда ни возьмись чертов беляк налетел. Причем знал ведь, мразь золотопогонная, где мы сомкнемся в колонну. Ударил, подлец, с расчетом, точнехонько в хвост, то бишь по обозу. В том самом месте, — он склонился над картой и сделал помету карандашом, — на долгие версты, прямо по фронту, между руслом Толы и лесистыми кряжами, — напряженно вглядывался и водил по карте пальцем Дягур, пытаясь отыскать нужное название.

— Разумеешь, отроги Хэнтейского хребта? — пришел на помощь Блюхер.

— Да-да, яво самого, — благодарно кивнув, поправился Дягур. — Так вот, в том самом месте промеж холмов и рекой идут сплошняком овраги, местами дюже глубокие. Мне и пришлось перестроиться, дабы ужом проползти промеж них. Кабардин-то, видать, в оврагах загодя засел, конницу в них запрятал, ну а опосля, когда мои ребятки овраги проскочили, как из-под земли по обозу-то и вдарил. Туда-то шли налегке, овраги пролетели и не заметили, а обратно совсем другой коленкор, телеги груженые… — неуклюже оправдывался Дягур.

— Добре, начдив, добре! Ты все сделал правильно, и ежели не дурость латышской сволочи Мартенса, все бы обернулось в лучшем виде. И лам не тронули б, да и с Кабардиным може разминулись. Что подводу одну потерял — вот это хужее, а насчет чекистов даже не думай. Сами напросились. Кстати, в той подводе сколько ящиков было, как думаешь?

— Нисколько.

— Не понял?! — заметно посуровел Блюхер.

— В ту подводу чекисты ихнего Бога положили, когда храм разоряли. Какие уж тут еще ящики! — объяснял неприятное происшествие Дягур.

— Хм. Нешто выходит, золото вообще не пропадало, так начдив?

— Выходит так, — подтвердил он выгодный для себя вывод военмина. О пропаже нескольких слитков из открывшегося ящика начдив решил умолчать. Вдруг еще найдутся! Подозреваемые в их хищении красноармейцы были пойманы и содержались под стражей. Дягур собирался их лично допросить этой ночью.

Блюхер тоже не

стал упоминать в телеграмме в Москву о злополучной подводе, раз все золото было цело. «Сложилось дюже справно, что фигуры нет, — позабыв о стоявшем навытяжку подчиненном, размышлял военмин. — Меньше разговоров будет, да и мне отчитываться не надо. А все из-за этого черта лысого Мартенса, чуть под монастырь не подвел! А вот с товарищем Дзержинским разговор предстоит тяжелый, он погибель своего любимчика вкупе с латышами мне не простит», — как от зубной боли поморщился военмин.

— Мыслишь, Кабардина монахи предупредили? — вспомнив о начдиве, вопросил Блюхер.

— Больше некому, товарищ военмин!

Подобный ответ как нельзя устраивал его. Обнародовать факт возможного присутствия шпионов в собственном штабе явно не улыбалось. Дягуру же не хотелось, чтобы в донесениях в Москву всплывала отбитая белыми подвода. Он понял, что Блюхеру важно, что именно ламы предупредили Кабардина, и теперь горой стоял за эту версию.

Реальность, однако, была иной. Полковника предупредили англичане с помощью своего человека, внедренного в штаб Блюхера. Перекочевав после падения Колчака из Сибири на Дальний Восток, они пристально следили за тем, что происходит на отдаленных рубежах рухнувшей империи, вынашивая планы отхватить кусок пожирнее. Дальневосточная республика занимала в их расчетах не последнее место. Прочно обосновавшись в китайском Харбине, британская разведка работала во Владивостоке, опутала шпионской сетью Маньчжурию, Северо-Восточный Китай, Монголию и, разумеется, Забайкалье, успешно конкурируя там с агентурами Японии и США.

Едва части Дягура двинулись на Гандан, британский агент в Чите голубиной почтой сообщил об этом в Ургу, где англичане держали резидентуру. В расположение отряда Кабардина был послан гонец, и когда Дягур выходил из монастыря, полковник поджидал его у оврагов.

Глава 6. Рискованная связь

Вайс выполнил поручение Матвея и посетил Хеллера. Пришлось, правда, затеять небольшой маскарад с париком и наложением на лицо артистического грима, но все прошло гладко. Ученый муж не усомнился, что перед ним служитель европейской Фемиды, заинтересовавшийся подозрительной украинкой, не имевшей ничего общего с журналистикой. Профессор опознал на фото Марину, о чем аукционист незамедлительно сообщил Матвею. Тот принял известие спокойно, вежливо поблагодарил и пообещал держать партнера в курсе событий.

На самом деле новость потрясла его. Вспомнив обрывки разговоров жены по телефону, ее постоянные недомолвки, непонятные отлучки и прочие настораживающие факты, он пришел к выводу, что Марина, всеми правдами и неправдами, добилась своего и влезла в расследования агентства. Теперь предстояло установить, кто вышел на Чарова и поручил ему отыскать сокровища и какова, наконец, истинная природа их отношений. Ужасные подозрения закрались в душу Матвея, и он хотел немедленно разрешить их. «Смотаюсь к Георгию в офис, посмотрю ему в глаза, а потом решу, что делать. Безвыходных ситуаций не бывает, есть растерявшиеся люди», — подбадривал себя он, шагая к машине. Детектив смутился его внезапным визитом, но за считанные секунды собрался и встретил нежданного гостя с распростертыми объятиями.

— Чай, кофе или…? — предложил радушный хозяин, кидая выразительные взгляды в сторону бара.

— Или, — после взаимных приветствий сухо бросил запыхавшийся Иссерсон, шумно плюхаясь в кресло и подкатывая к себе накрытый к чаю сервировочный столик. — Я, наверное, помешал, ждешь посетителей? — кивая на пару чашек и вазочку с курабье — любимым печеньем жены, — полюбопытствовал он.

— Не беспокойся, мы успеем поговорить, — заверил Чаров, украдкой поглядывая в окно и выставляя на стол коньяк с рюмками. С минуты на минуту сюда должна приехать Марина. Несмотря на запрет появляться в офисе, она настояла на встрече, дав обещание, что это будет в последний-распоследний раз и больше ее ноги здесь не будет. «Авось пронесет, и она опоздает», — усаживаясь против Матвея, успокаивал себя Чаров, чувствуя учащенное биение сердца.