Проклятие Тары. Артефакт-детектив

Монт Алекс

«Загляну-ка туда, чем черт не шутит!» — осенило Марину, и она поспешила к замаскированной в стене и не видимой для неискушенного взгляда двери. Секретный механизм сработал исправно, она вошла внутрь. Желтый портфель Самуила мирно покоился на полу…

Увлекшись, она не заметила, как наступила ночь. Залитый светом коттедж наверняка обратил внимание соседей. «А какое им до нас дело!» — отогнав как назойливую муху неприятную мысль, она продолжила чтение…

Глава 14. Охота на Кабардина

По возвращении частей дивизии в Верхнеудинск Блюхер забрал Самуила в Читу. Дягур нехотя отпустил приглянувшегося писаря, но с военным министром не поспоришь. Самуил был доволен. Служить в штабе

Блюхера куда перспективнее, нежели в заштатном Верхнеудинске у Дягура. Главное, остался позади этот ужасный поход в Монголию. Не иначе как волшебный оберег зандя, который он взял у монахов и проносил весь обратный путь, сохранил ему жизнь. Во всяком случае, Самуил свято верил в зандя и не расставался с оберегом ни днем ни ночью. Стоило начать службу на новом месте, как его вызвал Блюхер и, участливо расспросив о житье-бытье, поинтересовался подробностями памятного боя возле оврагов.

— Ты самолично видел, как казаки окружили подводы и, перебив отряд Мартенса, погнали телеги в степь? — спросил напрямик писаря Блюхер.

— Я был рядом, товарищ военмин. Но далеко беляки не ушли. Наши достали их и вернули обоз обратно.

— Так уж целиком и вернули? Неужто ни одной подводы не потеряли?

— Этого я не знаю, — в сильном смущении заменжевался писарь. Он не мог взять в толк, отчего его пытает командующий. «Начдив товарищ Дягур наверняка докладывал о происшествии у оврагов. Проверяет он его, что ли? Или меня испытывает?»

— Ладно, не знаешь, так не знаешь, — свернул импровизированный допрос Блюхер и стал диктовать депешу.

Военмин доверял Дягуру и не собирался учинять проверку старшему писарю. Стычка с Кабардиным и потерянная подвода пришли на ум Блюхеру отнюдь не спонтанно. Сегодня ночью он получил радиодонесение из Урги о внезапном появлении отряда Кабардина в окрестностях города. Вместо того чтобы спешно отступать к китайской границе и Хайлару, а потом двигаться по КВЖД на Харбин или к портам Русского Приморья, полковник задержался в Монголии, тревожа коммуникации красных, угоняя отары овец, громя скотобойни и совершая грабительские набеги на продовольственные караваны, идущие из Улясутая в Ургу. Полученное известие обеспокоило Блюхера. Положение нового монгольского правительства, державшееся на одних красноармейских штыках, вызывало опасение.

«Нужно раз и навсегда покончить с полковником, пока тот не натворил больших бед, а заодно и фигуру вернем!» — определился с решением военмин и продиктовал Самуилу приказ для комкора Гайлита о немедленном выступлении частей его экспедиционного корпуса против Кабардина.

Латышский стрелок Ян Гайлит, сменивший на посту командующего корпусом комкора Неймана, тоже латыша и стрелка в придачу, был в большом затруднении, получив указание Блюхера. В Урге не было достаточных сил, могущих выступить против Кабардина. Оголять и оставлять вовсе без войск столицу Монголии Гайлит опасался, но и ослушаться старшего по званию Блюхера тоже не мог. Кто знает, как на это посмотрят в Москве?! Дождавшись возвращения кавалерийской бригады, комкор выступил из Урги.

— Как дела, товарищ Иссерсон? — спросил писаря Блюхер, едва появившись в штабе. — Что-то товарищ Гайлит молчит. Сдается, Кабардина он так и не нашел, — мыслил вслух военмин, просматривая разведдонесения и делая на них пометы карандашом. Самуил весь напрягся, ожидая новых расспросов о той злополучной и, судя по всему, не дававшей спокойно спать военмину стычке у оврагов, однако тот не стал его спрашивать. Продиктовав депеши в Ургу и Верхнеудинск, он выкурил папиросу и поднялся уходить, как столкнулся в дверях с радистом-шифровальщиком. Подоспели долгожданные вести от Гайлита. Комкор сообщал, что идет по следу Кабардина и надеется утром настигнуть полковника.

«Коли сейчас не возьмем гада, уйдет как пить дать в Китай. Или просочится в захваченный самураями Владивосток и зачнет вредить мне оттуда! Нет, с Кабардиным нужно кончать в Монголии и не оставлять дело на потом», — решил для себя Блюхер.

— Самуил, пиши приказ товарищу Островскому, будем поднимать калошу!

Двухместный аэроплан-разведчик

французской конструкции братьев Вуазен, прозванный в России калошей из-за формы гондолы, где находилась кабина экипажа, достался властям ДВР в качестве военного трофея от разбитого Колчака. Самолет имел на борту фотоаппарат фирмы «Пате» и, в отличие от остальных машин, произведенных в России на московском заводе «Дукс», был снабжен радиотелеграфной станцией. В тот день аэроплан пилотировал военлет Демидов. Получив приказ с земли срочно изменить курс, летчик сверил переданные ему координаты с картой и полетел на юг в сторону приграничного Троицкосавска [15] . Надежные в эксплуатации и неплохо себя зарекомендовавшие на начальном этапе Первой мировой войны «Вуазены» [16] имели запас горючего на три с половиной, максимум, четыре часа лета. Чтобы решить проблему, командир авиадивизиона Островский, имевший в своем распоряжении три такие машины, не считая скопированного с немецкого «Альбатроса» разведсамолета «Лебедь» и двух французских «Ньюпоров», создал в разных районах Буфера запасы горючего. Один из таких складов находился в пограничном Троицкосавске, где и приземлился Демидов. Заправившись под завязку, пилот возобновил полет над монгольской территорией.

15

Русская половина Кяхты, разделенной надвое границей.

16

По причине тихоходности и отсюда — уязвимости, со временем их сменили более совершенные машины.

Выветренные нагромождения гранита, ползущие песчаные дюны и небольшие вкрапления скалистых базальтовых гор открывались взору летчика. Бесконечные версты обезлюдевшего необитаемого пространства простирались под брюхом аэроплана, и военлет взял правее, решив облететь Ургу с запада. Вскоре он заметил немногочисленных монгольских всадников, скакавших по степи в сторону Улясутая, и верблюжий караван, идущий из Калгана. Пейзаж местности изменился. Сверкавшие на солнце, будто вырезанные из слоновой кости, белые буддийские ступы усеяли гребни холмов и одиночных, покрытых темными елями сопок; табуны лошадей и стада верблюдов в поисках пропитания безучастно топтали выпавший накануне снег, пропуская равнодушным взглядом отары овец, перегоняемых пастухами на противоположный берег мелкой мутной реки.

Демидов сделал вираж и решил возвращаться. Топлива, несмотря на два дополнительных бака, укрепленных по бокам гондолы биплана, оставалось лишь на обратный путь. Пролетая над отрогами хребта, тянувшегося далеко на юго-восток от Урги, военлет заметил многочисленную конницу, продвигавшуюся вдоль горной цепи в строгом боевом порядке. В ту же минуту с трудом веривший в свою удачу Демидов сообщил, что видит Кабардина. После чего связь с самолетом неожиданно прервалась и встревоженный Островский поднял в воздух еще два, но уже груженых бомбами и стальными стрелами, «Вуазена». Пользуясь координатами Демидова, соколы Блюхера без труда обнаружили уходящую на восток конницу полковника.

Первая же атака с воздуха расстроила порядки Кабардина. Тысячи стрел с ужасающим воем градом посыпались на людей и животных, нанося страшный урон и сея панику. Летевшие с большой высоты острые наконечники насквозь прошивали конников и, калеча лошадей, вонзались в мерзлую припорошенную снежной крупою землю. Одна из стрел, задев плечо Камета, застряла в плотной коже седла, успев поранить Артака. Острие впилось во взмокшую натруженную спину коня и причиняло сильную боль благородному животному. Рана Камета была несерьезной, но обильно кровоточила, и бурят спешился, чтобы перевязаться и дать отдых лошади. Едва он коснулся земли, как адский свист раздался над головой, степь вздыбилась и осыпала комьями лежалого, острого, как стекло, песка. Это разлетелась сброшенная с аэроплана бомба. Растратив запас смертоносных стрел, летчики приступили к бомбометанию.