Проклятие замка Комрек
Шрифт:
Теперь он почти вернулся к лифту, но нападавшие брали верх. Вскоре, он знал, его повалят на каменный пол. Потом он заметил открытую дверь камеры напротив лифта. Если он сможет попасть внутрь, то можно будет забаррикадироваться, пока не прибудут сотрудники службы безопасности.
Но как только он принял это решение и стал проталкиваться к открытой двери, стараясь не обращать внимания на наносимые ему удары, в тесной толпе произошел внезапный всплеск вперед, который угрожал перенести его вместе с потоком обратно, к большой запертой двери в конце коридора.
Бетонная пыль забивала ему ноздри, но запах искореженного железа и скрученных и разорванных кабелей из разбитого лифта перебивал даже прогорклую вонь от бешеных заключенных. Эш понимал, что если он снова попадет
Он повернулся и ударил в лицо ближайшего к себе человека, сбив его с ног. Рука, крепко удерживавшая Эша, немедленно пропала. Затем Эш въехал локтем в грудь другого сумасшедшего, тот упал, но тотчас чья-то рука сзади змеей обвилась вокруг горла исследователя. Эш никак не мог понять истоки враждебности заключенных. Может быть, эти люди просто винили его каким-то образом в своих злосчастных муках и заточении? Судя по тому, что он видел, их лечение вряд ли было гуманным.
Но необычайная агрессивность присутствовала и в нем, заставляя его двигаться дальше. Он пинал и колотил всех, кто оказывался в пределах досягаемости. Он достигнет этой пустой камеры любой ценой!
Сломанные зубы врезались ему в костяшки пальцев, когда он съездил кулаком прямо в открытый рот ближайшего нападающего, но он не успел заметить свою собственную боль, потому что замахнулся на другого, который предстал перед ним, когда первый рухнул на твердый пол. Но этот был великаном, возвышаясь над Эшем и окружающими его людьми. Однако когда великан сделал выпад, следователь втянул бесноватую женщину между ним и собой, чтобы помешать гиганту, задержать его на несколько мгновений, чтобы Эш успел быстро дойти до комнаты, которая, он надеялся, могла бы послужить ему убежищем хотя бы на короткое время. Здоровяк, голова у которого была совершенно лысой и странно заостренной, выпучив разъяренные глаза поверх мешков отвисшей кожи и под густыми бровями, отбросил женщину в сторону, но при этом ее тонкое хлопчатобумажное платье разорвалось, и он вдруг заинтересовался ее твердой грудью. Улыбка у него была маниакальной, соответствуя его горящим глазам. Он быстро потерял интерес к убегающему исследователю.
Эш в ужасе наблюдал, как здоровяк нагнулся к полуголой женщине, которой, должно быть, было слегка за пятьдесят, но она все еще обладала безупречным и пухлым, как у щеночка, телом гораздо более молодой женщины. Поставив ее на ноги – босые, – здоровяк повернул ее так, чтобы оказаться у нее за спиной. Одной широкой рукой он обнял ее за плечи и шею, в то время как мосластые пальцы другой руки полезли ей между ног. Интерес появился в глазах и у других, и на мгновение они забыли о своей жертве.
Они потащили бедную сопротивляющуюся женщину снова на пол, а здоровяк наносил полновесные удары тем, кто хотел присоединиться. Шокированный Эш мельком увидел мягкие бедра, извивавшиеся посреди схватки.
Было время, когда Эш, какая бы опасность ни угрожала ему самому, попытался бы помочь женщине, но он знал, что не справится со всеми этими сумасшедшими. Эта новая, более темная и циничная сторона его разума видела, что это может пойти ему на пользу, так как отвлекает тех, кто все еще пытается до него добраться. Он толкал, пихался и тяжело напирал на людей перед ним, не очень заботясь, не будет ли кто при этом поранен.
Затем внезапно он оказался перед открытой дверь, темнота за которой, казалось, приглашала, манила. Еще один наскок маленького человечка в халате, твердо стоявшего у него на пути, и вот он уже внутри. Первым, что оскорбило его, был ужасный, тошнотворный смрад, смесь запахов тела, грязи и приглушенной вони высохших фекалий. Тем не менее, он, задыхаясь, захлопнул за собой дверь, прислонившись к ней спиной и одной рукой ища дверную ручку, которой не было. Конечно, все камеры должны запираться электронным способом, чтобы было невозможно открыть их изнутри. Должно быть, крушение лифта каким-то образом воздействовало на систему автоматического открывания дверей.
Это устраивало Эша, главной заботой которого прямо теперь было держать дверь закрытой. Он представил себе стук и
В камере было почти совсем темно, единственным источником света было слабое мерцание забранной в решетку потолочной лампочки. Помещение было ужасным, одиночка футов двенадцать на двенадцать. Стоит ли удивляться, что пациентам так хотелось выйти. Когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел только детскую койку у правой стены, крошечный стол, стул и… и больше ничего. Не было никакой другой мебели, ни даже коврика на бетонном полу. Ни окон, ни ламп, никакого другого источника света, кроме грязной, маломощной лампы на потолке. Запах подавлял, и он едва не задыхался.
Эш полез в один из длинных карманов полевой куртки и нашел тонкий фонарик «Мэглайт». Повернув черный ствол, он включил его и медленно стал водить лучом по стенам.
Он ожидал увидеть нечто ужасное и не был разочарован, потому что серые каменные стены были испещрены отвратительными, ядовитыми граффити, намалеванными выцветшими экскрементами и кровью. Что заставляло размытую мазню выглядеть еще более тошнотворной, так это неуклюжие символические воспроизведения нацистской свастики и грубого знака SS.
Он не мог себе представить, кто или что заставило бы кого-то это сделать и почему эти символы не были смыты. Это не имело никакого смысла, если только эти заключенные не были оставлены жить своей жизнью под землей с небольшим контролем или наблюдением, без внимания к их личной гигиене. Это было жестоко, дурно, порочно. Необычный способ третировать человеческих собратьев, насколько бы психически неуравновешенными они ни были.
Не отрывая спины от двери, он медленно перемещал луч света вокруг камеры, подавляя тошноту от зловония, которая охватывала его, как жар из открытой печи. Неустойчивый пучок света – рука у него все еще дрожала – выхватил открытую латрину [42] в углу, вонь откуда была свежее и еще более мерзкой. Реки экскрементов сбегали по ее бокам, а сгустки темного вещества лежали вокруг ее основания.
42
Латрина (лат. latrina – отхожее место, уборная) – калька с латинского, использовавшаяся для обозначения общественных уборных.
Было что-то еще, чего он едва не пропустил. Эш порывисто вернул луч к тому месту.
В воздухе над навозной кучей плавал маленький, идеально круглый шар. Обсидиановый, но антибликовый, так что отсутствие у него цвета было настолько глубоко, что он ощущался черной дырой, способной всосать в себя все, что окажется слишком близко, чтобы никогда не выпустить это снова. Мейсби описывал вторжение таких вещей в главный офис Комрека, и Эш видел подобные явления сам. Многие исследователи и экстрасенсы утверждали, что это души людей, которые отошли, но в таком случае эти шары – орбы [43] , – как правило, золотистого или желтого цвета, даже оранжевые обычно считались доброкачественными. Он видел их несколько раз в своей карьере парапсихолога. Но этот, казалось, выделяет пагубный соблазн, служа подрывной, нечестивой приманкой. Даже оттуда, где стоял, он чувствовал его тягу, когда тот парил в двух футах над землей. Он перевел луч света дальше и обнаружил, по крайней мере, еще с десяток парящих орбов, черных как смоль. Неудивительно, что сама атмосфера здесь излучала зло, и вонь в комнате была не только физическим проявлением, но частью разлагающейся мерзости самих вещей. Он не сомневался, что Дуглас Хойл занимал комнату прямо над этой.
43
Орбы – паранормальные плазмоидные объекты, часто встречающиеся на фото цифровых и пленочных фотоаппаратов.