Проклятие замка Комрек
Шрифт:
Кейт уже догадалась.
– Комрек?
– Комрек. В деле участвовал Внутренний двор. Нет, – сказала она, поднимая руку, чтобы предупредить следующий вопрос Кейт. – ВД никогда не был на стороне нацистов. На самом деле, все наоборот. Они были патриотами, но лишь постольку, поскольку это легализовало их и укрепляло их позиции.
Кейт сделала большой глоток вина, а Глория продолжила говорить.
– В замке Комрек согласились принять Юнити и ее ребенка. И, собственно, именно благодаря интригам Внутреннего двора до Гитлера дошла весть, что его с Юнити ребенок
– Интригам? Почему ты так говоришь? – спросила Кейт.
– Потому что кто-то, возможно, сам Черчилль, разработал простой, но хитрый план положить конец немецкой враждебности, сообщив Гитлеру, что его ребенок находится на британской земле. Тем не менее, он никогда бы не сработал, если бы Гитлер узнал всю правду. На самом деле, наоборот, – повторилась она.
Кейт была смущена.
– Что ты имеешь в виду под «всей правдой»? – сказала она. – Я не понимаю.
Глория мрачно улыбнулась.
– Потому что ребенок Юнити был не сыном, как сообщили Гитлеру, но дочерью. И даже в таком раннем возрасте по чрезмерно большой голове девочки и другим физическим атрибутам было очевидно, что дочь Юнити и Гитлера была и всегда будет слабоумной.
Глава 43
Пока сумасшедшие шли к нему шаркающей походкой с бесполезно болтающимися по бокам руками, Эш озирался в поисках спасения. Позади него, в конце коридора, была большая, крепкая на вид деревянная дверь, а напротив лифта была дверь камеры, открытая настежь огромной волной давления, порожденной ускоренным прибытием древнего «катафалка».
Все еще плохо держась на ногах и с трудом дыша, он, шатаясь, пошел по коридору к деревянной двери. Стал возиться с большой ржавой дверной ручкой над пустой замочной скважиной и наконец сумел ее повернуть. Эш с силой толкнул дверь, но та не шолохнулась. Молясь, чтобы ее просто заклинило от вековой грязи, он ударил по ней плечом. Она не поддавалась его усилиям. Когда вой и плач у него за спиной стали ближе, он нагнулся и посмотрел в замочную скважину, нет ли ключа с другой стороны.
Скважина была пуста. Однако через нее дул сквозняк с намеком на море. Он в отчаянии толкал дверь и колотил по ней, но не сдвинул ее даже на йоту.
Отказавшись от дальнейших усилий, он повернулся лицом к приближающейся орде.
В длинном коридоре толпились более пятидесяти пациентов, и пылевое облако по-прежнему, как сценический туман, клубилось вокруг их ног. Он видел их безумные лица. Они выглядели как ходячие мертвецы.
Один из толпы вышел вперед, подняв руки к Эшу. Затем последовал другой, сходным образом простерев руки с пальцами, изогнутыми наподобие хватающих когтей. Странный мяукающий звук сорвался с пыльно-белых, растрескавшихся губ первого человека, с которых капала слюна.
Эш решил – единственным для него вариантом остается бравада.
Выпрямившись во весь рост, он сказал командным голосом:
– Стойте, где стоите. Я хочу, чтобы вы вернулись в свои комнаты, пока я вызываю экстренную помощь. – Он намеренно не употребил слово «камеры» на случай,
Один или двое остановились и стали озираться, сбитые с толку, но остальные продолжали шаркать ногами в его направлении. Ближайшие трое подходили к нему в свободном треугольном строю, занимая всю ширину коридора.
Эш сделал единственное, что мог: направился прямо к этой троице, строго предупредив их.
– Отойдите в сторону, дайте пройти, сию секунду!
Его логика состояла в том, что такие пациенты скорее просто сделают, как им сказано, а не наоборот, и на мгновение казалось, что уловка сработала. Первый остановился, опустив руки и озираясь, как будто сбитый с толку. Второй человек сделал то же самое, хотя тяжело дышал, захватывая огромные порции запыленного воздуха, так что его объемистый живот постоянно пульсировал, то втягиваясь, то выпирая.
Но третий, по-видимому, был даже агрессивнее двоих своих безумных соратников. Он стал прямо на пути у Эша и с глубоким горловым рычанием замахнулся сжатым кулаком и направил удар на чужака.
Эш блокировал предплечьем кулак человека с дикими глазами, а затем сильно оттолкнул его обеими руками. Тот тяжело упал на грязную, влажную кирпичную стену, и Эш воспользовался этим, бросившись в толпу, стиснутую в коридоре. Но он пробежал всего лишь три ярда, прежде чем они начали его одолевать.
Они выли и визжали, скулили и кричали, колотя его, молотя по нему, когда он пытался защититься от худших проявлений их враждебности, закрывая голову и лицо руками. Он боролся изо всех сил, но их было слишком много.
Он почувствовал, что падает, и, наполовину охваченный паникой, ударил кого-то ногой, но лишь для того, чтобы самому получить удар ногой в ответ, и на этот раз удар босой ноги женщины пришелся ему в пах.
Он вскрикнул от боли, а затем ударил ее кулаком, и только адреналин помог ему перенести боль, переведя ее в разряд дискомфорта, а не в нечто невыносимое. Адреналин также придавал ему сил и прояснял ум. Он толкал, бил, ударял ногами, сражаясь изо всех сил, не обращая внимания, бьет ли он мужчину, женщину или ребенка, осознавая только то, что, если он не вырвется в ближайшее время, его, вероятно, затопчут или забьют до смерти.
С нечеловеческим усилием он вздыбился, отбиваясь от тех, кто пытался втащить его обратно в назойливую массу. Краткие образы мелькали у него перед глазами – женщина с седыми, спутанными волосами, плевавшая в него сквозь длинные желтые зубы; мужчина, чья дикая борода и неухоженная шевелюра скрывали практически все его черты, за исключением маленьких, угрожающих звериных глаз; другой человек, конечности которого были настолько тонкими, что удивляло, как он вообще стоит на ногах; молодая девушка, не старше девятнадцати, с черными, бессмысленными глазами, которая, возможно, была бы привлекательна, если бы не рот, полный гнилых зубов, которые вонзились в него, пытаясь откусить кусок от его щеки, а ее рука ухватила его за промежность, то ли с похотью, то ли с отвращением, он понятия не имел.