Проклятое сердце
Шрифт:
Я ничего не вижу из задней части фургона, так как там нет окон, но я знаю, что мы несколько часов ехали по прямой по какому-то шоссе, и теперь свернули на проселочную дорогу, которая определенно никак не асфальтирована. Должно быть, мы находимся в глуши.
Наконец фургон останавливается, и Дюпон выходит. Я слышу звук его шагов, приближающихся к фургону. Он открывает заднюю дверь, хватает меня за лодыжку и вытаскивает наружу.
Он ставит меня возле фургона, босиком на гравий. Одна из моих босоножек с ремешками слетела, пока он вел машину, и я сбросила другую, решив,
Дюпон бесстрастно оглядывает меня. У него странное выражение лица. Он неплохо выглядит — на самом деле, во многих отношениях его можно посчитать красивым. У него худощавое, симметричное лицо. Прямой нос, тонкие губы, голубые глаза. Но в этих глазах горит огонь, который напоминает мне проповедников и фанатиков, а также людей, выдвигающих теории заговора всякий раз, когда выпьют пару рюмок.
— Хочешь пить? — спрашивает он.
Его голос прямо как его лицо. Низкий, мягкий, почти приятный. Но испускает странную энергию.
Голос Данте, хоть и достаточно грубый, чтобы вызвать у меня мурашки по коже, всегда звучит искренне. Ты знаешь, что он имеет в виду то, что говорит. Дюпон — полная противоположность. Я не доверяю ничему, что исходит из его уст.
Как и не доверяю его предложению утолить жажду. Я не хочу пить ничего из того, что он мне даст — там может быть наркотик или яд. Но у меня пересохло во рту от всех тех слез, которые я выплакала в ванной прямо перед тем, как Дюпон схватил меня. Моя голова раскалывается, и мне действительно отчаянно нужно попить.
Дюпон понимает это и без моих слов.
— Давай, — настаивает он. — Я не могу допустить, чтобы ты потеряла сознание.
Он открывает бутылку с водой и подходит ко мне. Сама того не желая, я отступаю назад по неровной тропинке, не желая, чтобы он подходил ко мне так близко.
Дюпон ухмыляется, хватая меня за плечо и поднося бутылку с водой к губам. Он наблюдает, как я делаю несколько неуверенных глотков. Часть воды вытекает и стекает по уголкам моего рта, вниз по подбородку, капает на мою голую грудь и вниз на платье.
Дюпон просто наблюдает, не предпринимая никаких действий, чтобы помочь вытереть ее.
— Лучше? — говорит он.
У воды божественный вкус, несмотря на то, что она чуть теплая после долгой поездки в фургоне. Но я не хочу доставлять ему удовлетворение в виде облегчения или благодарности.
Дюпон оборачивается и закрывает двери фургона. Он загнал фургон в небольшое ответвление между деревьями — не дорога, а что-то вроде закутка. Теперь он что-то натягивает на весь фургон. Это выглядит почти как большая рыболовная сеть, покрытая листьями и мхом. Он набрасывает сверху пару веток, и фургон становится замаскированным, настолько, что вы можете проехать мимо него, не заметив.
Пока Дюпон возится с сеткой, я вынимаю винт и яростно пилю последний кусочек пластика, скрепляющий стяжку. Наконец она щелкает. Как только это происходит, я убегаю вниз по дороге. Я бегу изо всех сил, не обращая
Я хороший бегун. Я регулярно пробегаю восемь миль на беговой дорожке. Я быстрая и могу бежать долго.
И прямо сейчас меня подпитывает адреналин, струящийся по моим венам, как аккумуляторная кислота. Я, наверно, бегу быстрее, чем когда-либо в своей жизни.
Я не могу терять ни секунды, оглядываясь назад, но думаю, что я уже далеко. Позади меня нет ни звука. Может быть, Дюпон пытается завести фургон, чтобы развернуть его и погнаться за мной. Как только я услышу шум двигателя, я сойду с дороги и убегу в лес.
Вот о чем я думаю, когда он сбивает меня с ног.
Он прижимает меня к земле, зажимая мои колени и заключая в свои объятия, так что мы падаем вместе, мои руки уже прижаты к бокам, а ноги зажаты между его.
Он почти нежно опускает меня вниз. Следит за тем, чтобы я не ударилась головой и не разодрала кожу на лице.
Я не знаю, как, черт возьми, он догнал меня вот так — тихо, так, что я даже не заметила, как он приближается. Он прыгнул на меня, как лев, мгновенно одолев меня.
Я кричу и сопротивляюсь, пытаясь вырваться из его рук. Это невозможно. Они сомкнулись вокруг меня, как сталь. Я начинаю рыдать, потому что понимаю, что именно так все и будет, когда он отпустит меня. Он быстрее и сильнее. Он собирается убить меня так быстро, что я даже не успею этого заметить.
Я чувствую запах его лосьона после бритья и легкий аромат его пота. Я ненавижу это. Я ненавижу быть так близко к нему. Я ненавижу, когда он ко мне прикасается.
Дюпон, похоже, совсем не возражает против этого. Он лежит там, обнимая меня крепко и нежно, как любовник, пока я не перестаю сопротивляться. Затем он встает, поднимая и меня.
— Больше так не делай, — говорит он. — Или в следующий раз я не буду так нежен.
Он толкает меня обратно по дорожке, заставляя идти впереди него. Мы тащимся вперед. Кажется, требуется целая вечность, чтобы добраться до места, где спрятан фургон. Затем он заставляет меня идти несколько миль по каменистой местности. Дорога превращается в тропинку. Путь становится крутым и извилистым.
В конце концов, мы подходим к хижине. Похоже, когда-то она была уютной и лесной — сделана из бревен, с плотной, ровной черепицей на крыше. Перед домом есть небольшое крыльцо с единственным окном рядом с дверью. Я вижу водяной насос, стоящий во дворе.
Дюпон заталкивает меня внутрь.
— Садись, — говорит он, указывая на старый пыльный диван.
Я сажусь на него.
Дюпон берет большую металлическую ванну и чайник и на секунду выходит на улицу. Пока его нет, я лихорадочно оглядываюсь в поисках чего-нибудь полезного. Ножа или пистолета, или даже тяжелого пресс-папье. Ничего нет — хижина практически пуста. Толстый слой пыли покрывает каждую поверхность. На окне и стропилах висит паутина. Очевидно, что здесь уже давно никто не был.