Проклятые сны
Шрифт:
А потом сообразила — в этот раз я слишком долго была в «том» мире. Слишком…
Но это все можно было легко объяснить.
— Я слишком долго спала, да?
Попыталась сделать голос беззаботным и слегка удивленным, но напряжение выдавало с головой. Да и мама не спешила поддаваться на мою показную беспечность.
— Дара, где ты была?
Вопрос слишком сильно выбивался из сценария, оформившегося в моей голове. Настолько, что я заметно замешкалась с ответом, не сумев справиться с испугом, разбежавшимся ледяными искрами в груди.
— В смысле,
— Не смей мне врать, Дара! — Оборвали меня так, что я вздрогнула. Я бы поняла злость, удивление, недовольство, да что угодно. Но истерика? У моей матери, которая могла весь мир в дугу согнуть и не поморщиться? Я ощутила, как вокруг меня снова закачалась реальность, угрожая рассыпаться в любой момент и снова лишить опоры.
А самым ужасным было то, что мама ни на грамм мне не верила. Почему? Ведь я же спала в этом мире. Была здесь! Или… или нет? Но это невозможно!
Хотя… в моей жизни больше нет места этому слову. Пора с этим тоже смириться.
— О чем ты говоришь? — Как ни старалась, но голос вдруг осип. В горле пересохло от очередного отвратительного предчувствия, а живот свело в спазме, усугубляя ситуацию. — Я была здесь. В этой комнате. Спала…
— Тебя здесь не было, Дара! Не было! Я два дня схожу с ума, не понимая, куда ты делась! Ты не взяла с собой телефон, вещи, не оставила записки! Я уже обзвонила больницы и морги! А теперь просто сидишь и говоришь, что была все время здесь? Хоть бы куртку с ботинками сняла! Зачем так бездарно врать?? Ты надо мной издеваешься?!
Выдержка подвела меня окончательно. Только после слов мамы поняла — я действительно лежу, точнее уже сижу на своей постели, под одеялом. В одежде и обуви. Тех самых, что были на мне в «том мире». С единственным отличием — одежда оказалась стерильно чистой и целой. Хоть на этом спасибо — почему-то в этот момент стало жалко постельное белье. Глупо, конечно, но оно отвлекало от самого главного…
Все стало хуже, чем было. Намного хуже. Почему-то в этот раз я исчезла совсем. Переместилась целиком и полностью. И как это объяснить матери — не понимала. Но зато осознала другое — теперь мои перемещения можно отследить. Именно теперь. Ведь изолированное перемещение сознания и перемещение полностью физического тела с ним же — это совершенно разные вещи.
Время теперь играло не на моей стороне…
Увы, но мое растерянное лицо, вкупе с удивленным разглядыванием собственной одежды, сказало моей маме намного больше, чем мне бы хотелось. В разы больше…
Она вдруг покачнулась, а затем сползла вдоль косяка на пол, закрыв лицо руками.
Первым моим порывом было кинуться к ней и обнять, но я не решилась. Но все равно выпуталась
— Мам, ну ты чего? Ничего же страшного не случилось. Я здесь. Никуда не пропадала. И я не понимаю, что могло случиться…
А мама вдруг отняла ладони от лица, буквально пригвоздив к месту взглядом. Лихорадочный румянец в сочетании с каким-то шальным взглядом, в котором плескалась странная смесь ужаса с озарением — мама сейчас сама на себя была не похожа. И пугала не хуже тех мыслей, которые крутились в моей голове, как сбрендившие пчелы.
— Неужели снова…все снова повторяется… Господи, за что?
Она бормотала, как безумная, а мне захотелось накрыться одеялом и спрятаться. Как в детстве. Вот только этот метод перестал работать лет в семь, сейчас нужно было что-то эффективнее. Плащ-невидимка, например. Или бункер в шесть подземных этажей…
Вот только почему они говорит, чтовсе повторяется? С кем повторяется? Со мной? Или с ней?
Но прежде, чем разрозненные мысли оформились в логическое заключение, мама перестала бормотать и, смотря мне прямо в глаза, четко выговорила, делая паузы между вопросами.
— Это же не сны, Дара? Ты тоже из них, да? Ты тоже из этих, да? — Она вдруг вскочила, подлетев ко мне и упав на колени. А затем слишком крепко, до боли, вцепилась в мои плечи, встряхнув. — Отвечай! Что ты молчишь! Ты такая же, как она? Ведь так? Так?
А я впервые не могла выдавить из себя ни слова. В первые мгновения даже сообразить не могла, о чем она говорит. Слишком обескураживающим оказалось ее поведение. Слишком эмоциональной — реакция. И прошло не меньше десятка секунд, прежде чем в голове оформилась страшная в своей сути загадка…
— Кто, она, мама? О ком ты говоришь?
Мама на секунду отвела взгляд, в котором блеснули слезы. И тут же сжала челюсти, справившись с кратким мигом слабости. Вот только мне хватило этого за глаза…
— Ты про Леру, да? Она… она тоже была такой?
Само упоминание о старшей сестре упало бетонной плитой, словно пригвоздив нас обеих к месту. О той, чье имя не произносилось вслух уже почти десять лет. О той, которую никто из нас двоих не мог ни забыть, ни полноценно оплакивать и помнить. И об исчезновении которой я так и не знала правды…
— Этого просто не может быть. Не с тобой. Ведь вы же… ты же…
Мама замолчала, а я впервые повысила голос, схватив ее в ответ за запястья и не давая отдернуть руки.
— Скажи мне правду, наконец! Я должна знать! Что с ней стало? Куда ее забрали? Почему? Где она?
Но мама резко подалась назад, вырываясь из моей хватки. И снова встала, неловко потерев ладонью шею, будто в раздумьях.
— Мама!
— Сиди здесь, Дара, — отчеканила она, а я увидела перед собой прежнюю маму. Волевую и решительную. Ту, которая всегда сама принимала решения и не позволяла себе слабости.
Шанс, что мне хотя бы сейчас что-то расскажут, растаял, как дым…
— А смысл? Ты же понимаешь, что это ничего не изменит, — попыталась я возразить, но мне не дали.