Проклятый цветок для Тигра
Шрифт:
Тэруко не была дурой и мгновенно поняла, что это значит.
– Хорошо, капитан, - с притворным смирением согласилась она. И отправилась искать Юна.
Поначалу оруженосец уперся и ни в какую не желал помогать ей с побегом. Твердил, что для Тэруко безопаснее в лагере, и он себе не простит, если с ней что-то случится. Угрозы и приказы на него не действовали. Тогда девушка, повинуясь какому-то внутреннему чутью, схватила Юна за руку и начала горячо умолять о помощи.
Принцесса. Оруженосца. Умолять.
Узнает кто, только со стыда сгореть останется.
Но
– Пожалуйста, - повторяла она, подвигаясь к мальчишке куда ближе, чем дозволяли приличия.
– Ты же мой друг, Юн. Я никогда этого не забуду.
И откуда взялось все это? Нежные интонации, взгляд снизу вверх - страстный и робкий одновременно. Понимание, что и как надо делать, чувство непонятной власти над юношей?
Юн сглотнул, глядя на Тэруко расширенными зрачками. И согласился.
Пока он отвлекал часового, Тэруко оседлала и увела лошадь. Потом была бешеная скачка по дороге навстречу устремленному в небо столбу дыма. И сосущий изнутри, выматывающий страх не успеть. Лошадь волновалась, взбрыкивала, пару раз даже встала на дыбы, но Тэруко, снова удивляясь сама себе, успокоила ее с помощью магии. Так легко, словно делала это каждый день
Девушка взлетела на холм и увидела отряд. Мелькнули знакомые лица - личную охрану принца Тэруко помнила по именам, да и те ее знали.
Снова глухо зарокотало, земля под ногами содрогнулась.
– Где Джин?!
– чтобы перекричать гул, пришлось заорать во все горло.
Ближайший мужчина поднял руку и указал на просыпающийся вулкан.
***
На подъезде к долине лошади начали волноваться, а потом и вовсе встали, нервно всхрапывая и с суеверным ужасом косясь на устремленный в небеса от верхушки Младшего Лю черный клубящийся столб.
Пришлось спешиться.
Уже рассвело, но долина и окрестные земли были погружены в глубокие сумерки. Дым расползался по небосводу чернильной кляксой, закрывая солнце. Под ногами глухо рокотало и подрагивало, а над самой долиной стояла зловещая напряженная тишина.
Издалека Младший Лю походил на полосатый муравейник со срезанной верхушкой. Невысокий и невзрачный рядом со старшими братьями. Если бы не огненные всполохи и тучи пепла, которые нет-нет да и взлетали в воздух над ним.
– Это началось прошлой ночью, господин, - провожатый суеверно покосился на пробуждающийся вулкан.
– И до сих пор нет лавы?
– Джин облегченно выдохнул.
– Может, извержения и не будет?
Гонец покачал головой:
– Младший Лю долго просыпается, но когда проснется - гнев его ужасен. Мой дед еще помнит, как оно было шестьдесят восемь лет назад. Огонь изливался с такой скоростью, что от него нельзя было спастись даже на лошади.
Джин кивнул. Он тоже был наслышан об извержении, которое шестьюдесятью восьмью годами ранее уничтожило долину почти полностью.
Принц еще раз смерил вулкан таким взглядом, каким мерил противника перед началом сражения, обронил: “Вам лучше подождать здесь”, и пошел вперед.
По
Он чувствовал, как наследная магия аль Самхан отзывается на близость стихии. Пальцы покалывало, по телу пробегали короткие искры. В голове чуть шумело, как после пары чарок сливового вина, сила плясала в крови, призывая раскрыть поры земли, выпустить всех огненных духов разом, сплясать свой торжествующий прекрасный танец.
Это желание походило на голодный голос демона, знакомый с детства. Джина словно разделили надвое. И одна его половина жаждала только пламени. Воззвать к нему, заставить вспыхнуть разом сотни тысяч алых цветов, спалить весь мир и самому сгореть в изначальном огне.
А вторая половина - трезвая, сумевшая не поддаться безумию, наблюдала за всем этим с отстраненным холодным любопытством. Подмечала, анализировала, делала выводы.
“Вот почему усыплять сложнее, чем будить. Сложно победить не пламя, но свою любовь к пламени”
На счастье Джина и людей за его спиной у старшего принца аль Самхан был большой опыт подобных побед.
На подходе к горе стало нечем дышать. Раскаленный воздух обжигал горло, пепел забивался в легкие. Джин то и дело останавливался, чтобы согнуться в приступе кашля, но потом выпрямлялся и упрямо шел дальше. Чем ближе к очагу извержения, тем выше шансы на успех.
Наконец, пологий подъем закончился. Перед глазами начинался идущий резко вверх склон в потеках застывшей лавы. За годы сна в щели и впадины на теле горы набилась земля, проросли семена сорной травы. Присыпанные пеплом тонкие полоски зелени на черном базальте смотрелись трогательно и беззащитно.
Принц размял пальцы и потянулся к горе, пытаясь нащупать потоки силы, управлявшие стихией.
Магия откликнулась почти сразу. Джин словно шагнул куда-то в толщу камня, растворился в потоках раскаленной жидкой магмы. Бурлящей, пенящейся, готовой взвиться и выплеснуться наружу, поглощая все живое…
И снова проснулось нестерпимое желание дать этому случиться. Распахнуть каменную темницу, выпустить стихию, зажечь кроваво-алый закат посреди дня на черных от пепла небесах.
Земля под ногами дрогнула. Вулкан, почуяв повелителя, спешил откликнуться на силу крови. От горячего смешанного с выхлопами воздуха глаза невыносимо слезились. Джин закрыл их, но продолжал видеть, как расплавленный камень в глубине горы пришел в движение, устремился на поверхность.
“Стой!”, - приказал он мысленно, устремился душой в толщу недр - перехватить, не дать магме вырваться и затопить долину.
И стал пламенем. Океаном раскаленной лавы, ждущей своего часа. Пеплом, оседающим на склонах. Горой, изуродованной потеками черного базальта - грозной и бесплодной.
Да, теперь Джин мог смирить стихию. Он сам был стихией.
Мог. Но зачем?
Голос влюбленной в огонь половины души зазвучал громче, глуша любые возражения. Джин-пламя жаждал ощутить, как лава перехлестнет через край и затопит долину.