Проклятый город. Однажды случится ужасное...
Шрифт:
— Вы не здешняя, не так ли? — внезапно спросил он.
Одри, не ожидавшая такого вопроса, растерялась.
— Вы правы. Я родилась в Париже, но почти всю жизнь прожила на юге. Сюда приехала несколько месяцев назад.
— То есть это ваша первая осень здесь? Первый туман?
Она невольно повернула голову к окну.
— Да…
— Странно — покинуть юг ради Бургундии… Что привело вас в «Сент-Экзюпери»?
Одри ответила не сразу. Ей не хотелось, чтобы этот разговор принял слишком личный оборот. Хотя, скорее всего, со стороны собеседника это лишь профессиональное писательское любопытство… Но что ему ответить? «Развод… Этот мерзавец забрал
— Просто случайность.
— Хм… странно.
— Почему?
— Потому что в Лавилль-Сен-Жур нельзя попасть случайно. Это не Рим, куда ведут все дороги. Сюда приводят лишь узкие сельские тропинки… на которых порой можно заплутать. — Он помолчал. — Впрочем, заблудиться без причины тоже непросто, да?
Одри невольно моргнула, ощутив внезапное головокружение.
— Да, Лавилль и правда не Рим…! Но эти туманы… и архитектура… Это как будто… немного волшебное место. А в такие места как раз часто приводит случай, разве нет? Впрочем, вы ведь и сами это знаете. Вы же писатель. К тому же отсюда родом…
— Это Антуан вам сказал? — перебил он. — То есть месье Рошфор?
Одри решила не отвечать на этот вопрос. Она расхрабрилась. В конце концов, он сам перевел этот разговор в личное русло.
— Признаться, я была удивлена, когда ознакомилась с вашей биографией, — продолжала она. — Я знала, что вы из Бургундии, но не припомню, чтобы читала где-нибудь, что вы выросли в Лавилль-Сен-Жур. Теперь, как мне кажется, я лучше понимаю вашу творческую вселенную… Но, мне кажется, я бы на вашем месте регулярно приезжала сюда — за вдохновением…
Глаза Ле Гаррека сузились. Он пристально посмотрел на Одри.
— Но именно за этим я сейчас здесь, — почти прошептал он.
Молчание словно воздвигло преграду между ними. Одри заметила, что месье Лефевр и Соня время от времени украдкой посматривают в их сторону — и, скорее всего, подслушивают. Она снова перевела взгляд на Ле Гаррека, который теперь смотрел в окно, на окутанный туманом двор. Наблюдая за ним, Одри вдруг поняла, что не слишком сильно обманывалась в своих изначальных ожиданиях: порой Ле Гаррек выглядел именно таким, каким она его себе представляла до знакомства, — мрачным, неразговорчивым человеком, со взглядом одержимого, которого преследуют кошмары…
Точнее, такой взгляд был у него в те моменты, когда он смотрел на туман.
Глава 4
Ле Гаррек, Одиль…
Бертеги набрал это имя в поисковике своего служебного компьютера и стал ждать. Напрасно… Оно ни разу не появлялось в полицейских отчетах. По крайней мере, если верить архивам. Но, как он успел убедиться, полностью полагаться на местные архивы было нельзя. Отдельные фрагменты и целые дела бесследно исчезли, некоторые имена были стерты или вычеркнуты вопреки всем процессуальным нормам… Может быть, имя Одиль Ле Гаррек было одним из таких?
Комиссар удобнее устроился в глубоком кожаном кресле и, затянувшись сигаретой, выпустил клуб дыма (если бы Мэрил его увидела, она устроила бы ему первостатейный разнос). Он чувствовал раздражение и одновременно охотничий азарт — загадка Одиль Ле Гаррек не давала ему покоя. Даже вызывала чисто физическое недомогание. Убийство?.. Или все-таки естественная смерть?..
…умерла от страха…
Он все еще не мог сделать окончательный
По ходу осмотра он задержался в одной комнате немного дольше, чем в других помещениях. Судя по всему, это была комната Николя Ле Гаррека — во всяком случае, он жил здесь, когда был ребенком. Несмотря на полное отсутствие пыли — в этом поддержании чистоты было что-то маниакальное, — комната выглядела совершенно нежилой, застывшей во времени: на стенах висели постеры, свидетельствовавшие, что хозяин комнаты в молодости увлекался музыкой в стиле «новая волна», — на них красовались The Cureи Depeche Modeв готических нарядах. На стеллажах выстроились романы Стивена Кинга вперемешку с детективами Агаты Кристи и Джеймса Хедли Чейза и комиксами про Астерикса… В углу были сложены гантели, старые кроссовки, а также видеокассеты: «Экзорцист», «Знамение», «Омен», «Хеллоуин»… В принципе, ничего ненормального, если Ле Гаррек и впрямь уехал отсюда молодым человеком: в переходном возрасте многие подростки любит оживлять свои детские страхи и испытывают повышенный интерес к смерти, порой переходящий в зачарованность ею… если им от пятнадцати до двадцати, — как говорят психологи, в этом нет ничего такого, из-за чего родителям стоит тревожиться.
Но тогда откуда у него это давящее, неотступное ощущение, что каждая стена, каждый предмет меблировки несут на себе следы… чего-то совсем иного, потустороннего? Бертеги не мог этого объяснить. Он лишь понимал: в этом доме что-то произошло — несколько часов или много лет назад, — и, хотя ему самому ничего об этом не было известно, он чувствовал, что дом номер 36 на рю де Карм сохранил об этом воспоминание.
Резкий стук в дверь прервал его размышления и вернул к окружающей действительности: огромный новый стол (Мэрил и Дженни, смеясь, пытались найти хоть крошечное свободное место на столе, чтобы за ним расположиться, — он был весь завален папками, хотя большинство из них содержали материалы по мелким правонарушениям и личные дела сотрудников); два кожаных кресла, теряющиеся в чересчур просторном, хотя совершенно безликом помещении: несколько растений; окно, полускрытое жалюзи и выходившее в коридор… Ничто не указывало на то, что это служебный кабинет человека, взявшего на себя обязательство защищать других и в свое время имевшего возможность претендовать на довольно высокий пост на набережной Орфевр.
Бертеги прогнал внезапную горечь резким жестом, словно стряхивая пылинку со своего пиджака от Армани.
— Войдите.
Появился Клеман.
— Все подтвердилось — провода в самом деле перерезаны. Это точно — никаких технических повреждений со связью в последнее время не зафиксировано, грызуны тоже исключаются. Мы нашли то место, где провода были перерезаны. Позади дома.
— Следы? Что-нибудь еще?
— Ребята пока там работают. Я сказал, чтобы доложили мне, если что-нибудь найдут… Но, так или иначе, уже ясно, что провода перерезали ножницами или секатором.
Бертеги закрыл глаза. Значит, кто-то в самом деле умышленно перерезал провода… но ради чего? Следов взлома нет, и, судя по всему, ничего не украдено… Одиль Ле Гаррек умерла в своей спальне, запертой изнутри. Ничто не свидетельствовало о попытке проникновения снаружи со злым умыслом. Для чего кому-то понадобилось ее изолировать?
Просто затем, чтобы помешать куда-то позвонить в случае нападения? Но если бы она не сжимала в руке телефонную трубку, никому бы и в голову не пришло усомниться, что причиной смерти стал инфаркт.