Проклятый Лекарь
Шрифт:
Наконец-то. Хоть что-то нормальное. А то от всех этих магических штучек и светящихся артефактов у меня уже ностальгия по простому, честному вскрытию.
— Пары определяются жеребьёвкой! — объявил один из распорядителей. — Подходим к столу, тянем номера!
Я подошёл и вытянул из широкой медной чаши холодную костяную фишку. Посмотрел на выгравированную на ней цифру.
Тринадцать.
Конечно. Чёртова дюжина. Какое еще число мне могло достаться?
Будто у меня и так проблем мало. Вселенная, видимо, обладала примитивным,
— Тринадцатый? Это я! — раздался надменный голос рядом.
Я обернулся. Михаил Волконский стоял с таким выражением лица, словно только что проглотил живую жабу. Он посмотрел на фишку в моей руке, потом на меня, и его лицо исказилось гримасой отвращения.
Ты мне тоже не нравишься, дружок. Но если я начну выражать свою неприязнь также открыто, то ты быстрее в морге окажешься, чем пройдёшь это испытание.
— Нет, — выдавил он. — Нет, нет и ещё раз нет!
Волконский театрально всплеснул руками, привлекая всеобщее внимание, как плохой актёр на провинциальной сцене.
— Я не буду работать с этим… с этим… — задохнулся он, подбирая слова.
— Бастардом? — любезно подсказал я.
— Именно! — он развернулся к ближайшему распорядителю, молодому парню в форме клиники. — Где экзаменатор? Я требую немедленного пересмотра!
Подошёл магистр Крюков. После нашего недавнего столкновения он явно был не в духе и выглядел как грозовая туча, готовая разразиться молниями.
— В чём проблема, ваше сиятельство? — спросил он у Волконского.
— Я не могу работать в паре с ним! — аристократ ткнул в меня пальцем, будто я был каким-то грязным насекомым. — Это унизительно! Я из рода Волконских!
Из знатного рода, а нормами этикета напрочь пренебрегает.
— И что? — Крюков явно срывал на нас злость за своё утреннее унижение. В его голосе зазвучал яд. — Боитесь запачкать свою голубую кровь прикосновением к безродному?
Но Волконский не сдавался. Он понял, что от этого обиженного жизнью старика ничего не добьётся.
— Я требую встречи с главврачом Морозовым! Немедленно! Его сиятельство будет более сговорчив!
Через пять минут истерики, привлёкшей внимание половины зала, появился сам Морозов. Величественный, в своём идеально сидящем чёрном костюме, с неизменной тростью в руке. При его появлении весь шум мгновенно стих.
— Что за шум? — его голос был спокойным, но в нём слышалась сталь, заставившая даже Волконского съёжиться.
— Доктор Морозов! — аристократишка бросился к нему, как утопающий к спасательному кругу. — Произошла ужасная ошибка! Меня поставили в пару с… с этим!
Главврач перевёл свой холодный, изучающий взгляд на меня. Узнал.
— А, наш рекордсмен, — произнёс он. — Тот, кто заставил Сердце Милосердия сиять как солнце.
В его голосе не было ни капли восхищения. Скорее, подозрение и холодная настороженность, с которой смотрят на аномалию или на сбой в системе.
— Михаил
Ага. Вот и всплыла истинная причина. Папочка-спонсор. Как предсказуемо и скучно.
— Если господин Волконский не желает со мной работать, то это не проблема. У нас с ним будет еще много возможностей посоревноваться, — улыбнулся я, намекая, что это только начало.
Услышав это, Волконский скривился. Но нет, так просто он от меня не отделается. Если нам предстоит работать вместе, я запомню этот случай.
Волконскому еще предстоит узнать, что такое настоящее унижение.
— Думаю, мы можем сделать исключение, — продолжил Морозов, не глядя в мою сторону. — Господин Волконский, присоединитесь к паре номер семь. Там молодые люди из хороших семей, вы найдёте общий язык.
Волконский просиял, бросил на меня победный взгляд и умчался к своим «молодым людям из хороших семей», которые тут же приняли его в свой круг.
— А мне кто достанется? — спросил я, когда он скрылся.
Морозов пожал плечами, словно решал незначительную бытовую проблему.
— Кто останется без пары, — бросил он. — Разберётесь.
Он развернулся и ушёл, явно потеряв ко мне всякий интерес. Я огляделся. Все уже разбились по парам, переговариваясь и готовясь к испытанию. Кроме…
— Привет! Похоже, мы с тобой два одиноких волка! — раздался звонкий голос.
Передо мной, словно выскочив из-под земли, стоял парень примерно моего возраста с копной непослушных рыжих волос и такой россыпью веснушек на лице, что казалось, будто его поцеловало солнце. Улыбался он так широко и искренне, что лицо вот-вот грозило треснуть пополам.
— Фёдор Соловьёв! Можно просто Федя. А ты тот самый Пирогов, который артефакт взорвал? — он протянул руку для рукопожатия, и я заметил мозоли на пальцах — не от перьев и книг, а от реальной работы.
Интересно. Молодой парень, который знает, что такое труд. Редкость среди местных студентов.
— Не взорвал. Просто заставил светиться ярче, чем у остальных, — ответил я, пожимая протянутую руку.
— Да ладно, не скромничай! — он хлопнул меня по плечу с такой силой, что я едва не пошатнулся. — Весь зал ослеп! Это было круто!
Ох, Тьма! Мне достался деревенский весельчак. Моя полная противоположность. Проклятие, ты издеваешься? Впрочем, как всегда.
Нас направили к койке номер восемь. На ней лежала женщина лет сорока, худая до болезненности. Кожа имела желтоватый оттенок, а под глазами залегли тёмные круги.
— Так, что тут у нас? — Фёдор, отбросив веселье, мгновенно стал серьёзным и деловым. Он подошёл к койке и мягко улыбнулся пациентке. — Здравствуйте, красавица! Что вас беспокоит?
Женщина слабо улыбнулась в ответ.