Проклятый манускрипт
Шрифт:
Небольшой рынок испуганно прилепился к холму, увенчанному красноватыми скалами и напоминавшему петушиный гребень. Городских стен не было. Дома, вплотную прилегавшие друг к другу и размыкавшие цепочку возле рыночной площади, предоставляли достаточно защиты от возможного нападения. Было такое впечатление, что это не дома, а готовые обороняться жители, выступившие навстречу врагу со скрещенными на груди руками.
Подъезд к городу преграждал ров с переброшенным через него деревянным мостом. Альперт был знаком со стражниками, охранявшими
За городом они почти не видели людей, зато на площади царило оживление. Герольдсбронн выглядел не очень ухоженным. Узкую площадь, которая на самом деле была всего лишь расширенной улицей, делили между собой свиньи, овцы, куры и волы, запряженные в повозки. Торговцы занимались тем, что складывали свой товар. Матери ловили детей, бегавших среди ларьков. Болтливые девушки собрались в группки и обменивались новостями. Тут же бродили нищие, протягивая руки. То, что осталось после торговли, никому не нужное, валялось на мостовой, вперемешку с коровьим навозом и пометом овец и коз. Афра зажала нос.
Почти в самом конце площади, граничившей в этом месте со старой церковью, по левую руку стоял узкий дом со ступенчатым фронтоном. Сделанное из меди и прикрепленное к железной палке солнце сообщало о том, что это был постоялый двор «У Солнца». Над стрельчатыми воротами, в которые с трудом мог въехать фургон, была прибита голова вепря, убитого хозяином в окрестных лесах, — такой обычай встречался в этом краю нередко.
Альперт целеустремленно провел фургон через ворота, и путешественники оказались во дворе. Они приехали поздно. Во дворе и в сарае между стойлами для свиней и куриными насестами уже стояли другие повозки. Двое слуг кормили животных.
Хозяин всплеснул руками над головой, как бездарный актер, когда Альперт объявил о прибытии еще четверых гостей. У него, конечно, достаточно еды для всех, но все спальные места заняты. Но если вы согласны спать на мешках с соломой под лестницей…
Тут Ульрих подошел к хозяину, незаметно втиснул ему монету в руку и сказал:
— Я уверен, у тебя найдется еще одна комнатка для меня и моей жены.
Рассмотрев монетку, хозяин низко поклонился:
— Конечно, мой господин, конечно!
Афра удовлетворенно отметила, что Ульрих фон Энзинген назвал ее своей женой. Она никогда не думала, что так может быть. А теперь он говорил об этом как о чем-то само собой разумеющемся: комнатку для меня и моей жены! Афра готова была броситься ему на шею.
Как и ожидалось, хозяин предоставил им вполне приличную комнату с такой высокой кроватью, что, чтобы взобраться на нее, нужна была табуретка. Ложе было накрыто деревянным балдахином, скорее для украшения, чем для защиты от неприятных насекомых, которые по ночам падали с потолка. Подстилкой здесь служила не колючая солома, а мягкое сено.
— Я не ошибусь, если предположу, что это спальня
— Я об этом тоже подумала, — ответила Афра. — В любом случае, у меня никогда еще не было таких роскошных покоев.
Внизу, в общем зале, свободных мест почти не было. Там стоял всего один длинный узкий стол, от одной стены до другой. Когда Афра и Ульрих вошли, все внезапно затихли. Афра была единственной женщиной в зале. Она в буквальном смысле почувствовала, что все взгляды остановились на ней. В принципе, к таким ситуациям она привыкла еще в столовой в Ульме. Ей было все равно.
— Идите сюда! — крикнул благообразный торговец церковной парчой и подвинулся на скамье. — Остальные всего лишь хотят вам что-нибудь продать.
Экзорцист, сидевший в правом углу стола, — доминиканец, ехавший к левитирующей монахине, одержимой дьяволом, изобразил на лице обиду. А бродячий медик из Кстантена, сидевший на другом конце стола, ядовито проговорил:
— Я абсолютно не представляю себе, какие дела можно иметь с женщинами.
— Совершенно верно, — подтвердил клирик, не пожелавший назвать ни своего происхождения, ни цели путешествия.
— Ах, если бы мне удалось продать вам Библию или другую нужную книгу, — заявил торговец книгами из Бамберга, — я бы не расстроился. У меня две бочки с книгами и пергаментами в повозке. Дела идут плохо. Монахи пишут все книги сами.
— Ну я же говорил! — воскликнул торговец церковной парчой. — Все думают только о сделках.
— И с каких пор это запрещено? — Торговец мощами, сидевший на узкой стороне стола, расхваливал мощи святой Урсулы Кельнской, считавшейся покровительницей брака. Он подмигнул Афре левым глазом.
— Мощи? — Афра не верила своим ушам.
— Левое ухо святой, и к нему прилагается заключение кельнского архиепископа, подтверждающее его подлинность.
Афра испугалась. Но не предложению торговца мощами, а потому, что его сосед по столу, мужчина с худым лицом и редкими волосами, вдруг превратился в человека с белой как мел физиономией, глубоко посаженными темными глазами и длинным крючковатым носом. Но спустя мгновение Афра поняла, что он приложил к лицу маску.
— Я резчик масок из Венеции, — сказал мужчина, сняв маску. — У меня есть для вас, конечно же, прелестный экземпляр маски кокотки. Может быть, вы позволите показать…
Афра подняла руки, словно защищаясь.
— Ну я же говорил! — повторил торговец церковной парчой.
— Вы великолепно говорите по-немецки, — с уважением заметила Афра, в то время как хозяин поставил перед ней на стол чашу с пивом, мясо на кости в глиняной миске, вареные дымящиеся овощи и корзину с хлебом.
— Это просто необходимо, если я хочу продать маску. Мне не так просто, как ему. — Мужчина взглянул на своего соседа и едва ли не с презрением добавил: — Он родом из Кремоны, рисует фрески. Ищет работу. С его ремеслом ему не нужно знать по-немецки ни слова.