Проклятый манускрипт

Ванденберг Филипп

В такие моменты, как этот, Афра сильно скучала по Ульриху фон Энзингену, единственному мужчине в ее жизни, оказавшем ей поддержку. Она верила в это до той минуты, когда впервые заподозрила, что Ульрих может быть связан с отступниками. Со времени страшных событий в Страсбурге прошло почти два месяца. И два месяца Афра жила, словно раздвоившись: вспоминая странное поведение Ульриха, она думала, что ее подозрения наверняка не были необоснованны, но это были просто обида и подозрения, доказательств у нее не было. Что-то сейчас с Ульрихом?

Размышляя

таким образом, Афра невольно подслушала ссору, происходившую в каюте над ее головой. Сначала девушка слушала препирательства венецианского посла и его жены вполуха — они показались ей неинтересными. Но ее отношение моментально изменилось, когда в пылу громкой ссоры Афра услышала свое имя, точнее то, которое она себе присвоила.

— Да это же просто смешно, — услышала девушка слова донны Лукреции, — эта женщина не может быть той, о которой говорил тебе мессир Лиутпранд. Ты, наверное, взял ее на борт только потому, что она строила тебе глазки.

Афра до смерти испугалась. Во имя неба, что могли означать слова Лукреции? Афра не решалась даже вздохнуть, боясь пропустить хотя бы слово, произнесенное в каюте наверху.

— Мессир Лиутпранд говорил о женщине, которая путешествует одна, и донна Гизела была единственной, кто соответствовал этому определению, — раздался голос посланника, очевидно, защищавшегося от нападок жены.

— Кстати, — продолжал он, — твоя ревность просто обидна. Если бы было так, как ты хочешь, мне бы, наверное, пришлось завязать себе глаза, да так и ходить, и снимать повязку только тогда, когда во всей округе не было бы ни единой женщины.

— Не беспричинна моя ревность, мессир Паоло, не беспричинна! Ты даже по венецианским меркам выдающийся сердцеед. Более дюжины детей могут назвать тебя отцом — все это бастарды, дети женщин, известных своим разгульным поведением.

— Но все они из хороших домов, из уважаемых семей города!

Ссора разгоралась.

— Да, я знаю, ты путаешься только с самыми богатыми дочерьми города или женщинами из старых дворянских фамилий, как это пристало посланнику короля Неапольского!

— А что делать посланнику, если собственная жена его к себе не подпускает?

— Так было не всегда, и ты это знаешь!

— Вот именно. Я мужчина, и у меня есть потребности. А что волк не найдет в лесу, то украдет он из стада пастуха.

— Мерзавец!

В каюте наверху полетели стулья. Иначе Афра не могла объяснить грохот, заставивший дрожать потолок. Очевидно, ее присутствие на борту послужило причиной семейной ссоры. Но, как оказалось, посланник пригласил ее поехать с ними не случайно.

Когда наверху все стихло, Афра медленно пошла наверх. Небо было безоблачным до самого горизонта, только кое-где видны были белые облачка. Темное море и волны напоминали о непогоде прошедшей ночи. Материк уже виднелся всего лишь тонкой полоской, напоминавшей упавшую с дерева ветку.

Появление Афры на верхней палубе вызвало у команды очевидное беспокойство.

Кроме капитана и двух офицеров она состояла исключительно из африканских мавров, имевших очень хорошие способности к судоходству христианского мира. К счастью, Афра не понимала их грязных криков, с помощью которых язвительно скалившие зубы матросы изъяснялись между собой, пока не появился Лука, капитан, и, крепко выругавшись, не заставил их замолчать.

— Вы должны простить, донна, — подошел к Афре капитан, — они глупые дикари. Но за два дуката отлично работают.

— Два дуката? — удивилась Афра. — Неплохая месячная плата для матроса!

Лука рассмеялся так, что по палубе пошло эхо.

— Вы шутите, донна. Мессир Паоло купил их на мавританском рынке, два дуката за голову — и это на всю жизнь! Кроме того, каждый время от времени получает еду и доволен.

Афра сглотнула. Она еще никогда не видела рабов. Хотя при дворе ландфогта она и сама была невольницей, девушка никогда не испытывала неудобства из-за своего низкого положения. Одна мысль о том, что можно продать человека на рынке за пару монет, как откормленную свинью, казалась Афре абсурдной и противной.

Словно угадав ее мысли, капитан сказал:

— Не переживайте, все мавры без исключения — некрещеные язычники, для которых христианская вера так же далека, как для нас страна, откуда они родом.

— То есть они — не совсем люди? — неуверенно спросила Афра.

— Нет, по мнению мессира Паоло Карриеры и святой матери Церкви!

— Понятно, — задумчиво сказала Афра.

— Но что это мы с вами о язычниках говорим, — произнес Лука, пытаясь сменить тему. — Если хотите, я покажу вам корабль. Он — гордость венецианского посланника, и заслуженно. Пойдемте!

Спустившись по двум крутым лестницам под кормой, они попали на дно корабля. После яркого солнца Афре было трудно сориентироваться в полутьме нижней палубы. Эта нижняя палуба состояла из одной-единственной комнаты с низким потолком. По косым стенам, расширявшимся кверху, шли стропила, напоминавшие ребра кита. Пол был выложен не прибитыми одна к другой досками, скрипевшими и стонавшими от малейшего движения корабля, словно им приходилось нести на себе груз всей земли. Бочонки с вином и пресной водой, солонина, мешки с мукой, пшеном и бобами, полные ящики сушеной рыбы, сухофруктов, хлеб, корзины с фруктами и травами — припасов в трюме корабля должно было хватить для путешествия до самой Индии.

Афра испугалась, когда из-за мешков, которых было четыре или пять дюжин, из темноты вынырнули два мальчика-мавра. У каждого в руке была толстая дубинка. Один из мальчиков протянул капитану нечто непонятное, словно трофей.

— Не бойтесь, — сказал тот, обращаясь к Афре. — Это наши крысоловы. Они действуют лучше всяких ловушек. Если не поймают крысу, не получат есть, — капитан засмеялся.

Афра с отвращением отвернулась, увидев, что юнга держит за хвост дохлую крысу.