Проклятый род. Часть II. Макаровичи.
Шрифт:
Нового города новые зовы. Откуда? Куда?
На Песках поселился. Близ Лавры.
Звон гудел церковный, и шел туда Виктор. И так хороши были шепоты чужих-чужих могил. Так хороши. На общественном кладбище плакал Виктор. Приходил, то у той могилы останавливался, то у этой, и плакал. И хорошо ему было, когда звон гудел серебряный.
Ехал однажды в санях.
– Война? К чему война? Я не понимаю.
–
– Зачем? Я не люблю смотреть, как на улице вот здесь дерутся по ночам, в глухих местах. Не нравится мне это. Зачем же сюда смотреть, в эти газеты? Знаю: много убийств. А еще что?
И были фонари надснежные и пробегали какие-то люди черные по снегу.
Ехал Виктор на Васильевский Остров. Ехал с Григорием Иванычем Ставрополевым.
– А это Николаевский мост?
– Николаевский!
– И эти ваши близко?
– Близко.
Когда приехали, сказал Ставрополев:
– Входите!
По лестнице по темной шли. И сказал Виктор:
– Не надо женщин.
А Ставрополев сказал:
– Каких еще женщин! Да что с вами?
Комната двухоконная. Много людей разных. И на подоконниках сидели. Большой самовар медный свистел на квадратном столе. И пиво было. И бутерброды.
– А вот и хозяин, Глеб Константинович.
Взором долгим оглядел Виктор Глеба. Высокий, стройный. Лицо красивое, смелое. Но pince-nez с дымчатыми стеклами дерзость глаз прикрывает. Бородка аккуратно подстрижена. И услышал веселый баритон:
– Добро пожаловать. А мы тут именины справляем. Петербургские дворники любят, чтоб именины.
И знакомил с теми, кого не знал еще Виктор. Звеня ложечками в стаканах, продолжали разговор.
– Товарищ Глеб, а, право, к нам бы вы, прочно бы, надолго...
– Чего тут! Я в Москве. Полюбуюсь на вас еще денька три, и на место. В Москве я, как рыба в воде. А здесь... Не привык я здесь. Да и не кажется мне здесь возможным то, на что я там рассчитываю. Москва - это прелесть. Для нас, то есть. Лучше города и не придумать...
– Ну, старый спор. Ах, уж эти москвичи.
– Да Глеб не про то. Действительно, план города...
– Да, уж хуже питерского не придумаешь. Улицы прямые да широкие... Одни площади чего стоят...
– Что площади! Главная беда - мосты. Три моста разведут, и чуть не все рабочие районы отрежут.
– По льду...
– Да, по льду! Климат этот здешний...
– Зато у нас, товарищи, Казанская площадь как раз на месте. Такой штуки в Москве нет.
– Ну, уж ты, Варевич, скажешь! В этой ловушке немало еще людей захлопнут.
– Ну, однако... Как кафедра...
– А тебе бы только с полчасика покрасоваться...
– Не покрасоваться, а живое слово...
– Нет, товарищи. План города оно, конечно... Но всего
– Однако, Глеб, не в Петербурге же?
– А, ведь, старик и про Москву. После его статьи у нас чуть не драка... А! Николай. Здравствуй. Что это у тебя? Ну, конечно, телеграммы с войны...
– Да. Важное. Читайте.
Слушали.
– Коли б не эта война...
– Да, уж теперь ждать глупо.
– И грешно.
– Но каковы японцы! Пятнадцать тысяч в несколько часов. И на верную смерть.
– А по-моему, господа, это и не человечья психология, а тараканья какая-то. Или вот саранча...
– Без идеи саранча, а если идея, то самая наичеловеческая психология.
– Тут коллектив.
– Так-то так. Героизм понимаю. Но одно дело - на опасность идти, местью кипеть и ненавистью и, может быть, понимаете, может быть, погибнуть, а собой волчьи ямы засыпать, чтоб другие прошли... бр...
– Да, их культура...
– Ничего-то мы про нее еще не знаем. Но не скрою. Страшны мне японцы.
– Ну, не ново. Вот в «трех разговорах» страхи эти... Но, мне кажется, дело тут проще...
Николай с Глебом, негромко поговорив, к Виктору подошли. Поверх стекол дымчатых Глеб приветливо и просто в глаза заглянул.
– Нам ночевки нужны. Для него вот, главным образом. Ну, иногда кого-нибудь приведет, если удобно будет. Ваш район нам хорош. Можно?
– Пусть.
– Григорий говорил, дом большой.
– Большой.
– И к вам без швейцара?
– Без швейцара.
– Чего же лучше. Сегодня он к вам. Ну, потом дня четыре не зайдет. Да его не учить. Шпика за собой не приведет.
Черноволосый, коренастый, в короткий пиджак одетый, Николай строгими глазами Виктора оглядел.
– Между десятью и одиннадцатью буду.
Глеб, посреди комнаты встав и подняв руку:
– Товарищи! К порядку дня. На именинах вы или не на именинах? А коли на именинах, пусть пробки пощелкают. А Кудрявый и песню заведет. Только, чур, знаешь, каких песен у меня нельзя. Ну, то-то же.
– Гитара? Вон она у меня припасена.
И громко стучали стаканами. И громко смеялись.
– Нелюдимо наше море...