Проклятый рыцарь
Шрифт:
— В общем-то, да, пока что все улики косвенные, — вынужденно соглашается со мной детектив Родригес. — Вот только вот что, — он как бы доверительно наклоняется ко мне, — если, вдруг, найдутся доказательства того, что это все-таки действительно были вы, что вы мне сейчас нагло врете в лицо — искренне советую признаться прямо здесь и сейчас. В таком случае, суд может вообще квалифицировать это как непредумышленное. Лет пятнадцать, может вообще десять, если найдутся какие-либо смягчающие обстоятельства. А так, скорее всего пожизненное. А может и вообще — высшая мера.
— А пока что, — мужчина в белой рубашке и черных брюках деловито собирает материалы дела обратно в папку и отключает
— Мы закончили, — говорит он, распахивая дверь в комнату для допросов, кому-то вне моего поля зрения. — Сержант, пожалуйста, проводите задержанного в камеру и проследите, чтобы он мог позвонить.
Почти тут же в комнату входит сержант — живая карикатура на то, как патрульных офицеров полиции частенько изображают в сериалах. Рыхлый, полный, заплывший жиром — брюхо свешивается с ремня. Как он вообще нормативы то умудряется сдавать?
Сержант молча отстегивает меня от поручня и тут же весьма ловко вновь сковывает мои руки между собой.
— Пойдемте, сэр, — его голос оказывается неожиданно высоким, чуть ли даже не писклявым, что удивительно для человека таких размеров и комплекции.
— Это он?! — раздается где-то сбоку от меня, едва я успел выйти за порог комнаты. — Будь ты проклят, убийца!
Ко мне подлетает какая-то девушка, и со всего размаху бьет меня по щеке. А потом еще раз. Весьма больно, кстати. Ударила бы и третий, но ее перехватили.
— Ну все, довольно мисс Уокер! — детектив Родригес успевает схватить ее за запястье. — В противном случае мне придется вас арестовать!
«Мисс Уокер»? Сестра, значит — ей, на вид, что-то около двадцати. Значит, точно не мать, и уж понятное дело не дочь. Я получаю возможность рассмотреть свою обидчицу — красивая. И даже очень. По крайней мере, по моим меркам. Хотя сейчас, конечно, не время об этом думать. Стройная, эффектная фигура, блондинка, ярко-голубые глаза. И очень красивое лицо — точнее было бы красивым, если бы его не искажала гримаса ненависти. Тушь на глазах слегка потекла — видно, что девушка недавно плакала. Впрочем, это-то как раз понятно, ей ведь только сегодня сообщили о смерти сестры.
— Я… мне очень жаль, — пытаюсь продемонстрировать сочувствие и поддержку. К сожалению, меня неправильно поняли.
— Тебе жаль?! — девушка заводится с новой силой, пытаясь вырваться из железной хватки детектива и выцарапать мне глаза. — Ах ты поддонок! Поиздевался, убил, и теперь, видишь ли, жаль ему!!! — похоже, у нее начиналась истерика.
— Ну все, все — прекратите, мисс Уокер, — похоже, отнюдь не щуплый Родригес ее уже с трудом удерживает. Вон как вены на висках вздулись. Видно, гнев, как гласят народные легенды, и вправду придает сил? — Он, пока что, лишь подозреваемый. Может быть, это вообще был не он!
Девушка в ответ лишь молча испепеляет меня взглядом. А затем неожиданно плюет мне в лицо. Удачно. Впрочем, с такого расстояния ей было бы сложно промахнуться.
— Мисс Уокер!!! Сержант, немедленно уведите задержанного! — под любопытными взглядами чуть ли не половины полицейского участка мы с сержантом молча удаляемся. Дальше, в общем-то, ничего интересного. Мне дают бумажного полотенце, вытереть лицо. После некоторого колебания предлагают заполнить жалобу на мою обидчицу — я категорически отказываюсь. Хотя у меня нет ни братьев, ни сестер, неизвестно как я бы себя повел в подобной ситуации. Может, еще хуже. После чего, меня с
Разговаривали мы довольно долго, полчаса, не меньше, по древнему стационарному телефону, я уже и забыл, когда в последний раз по такому звонил. Сержант переступал с ноги на ногу, но молчал и мужественно терпел — видимо, в благодарность за то, что я не стал писать жалобу. Сильно подозреваю, что обычно положенные по закону звонки длятся куда меньше.
Предки сначала обрадовались, когда, услышав мой голос, сообразили, что это я им звоню с неизвестного номера. Меня же кольнуло чувство вины — вот так сразу и не вспомню, когда в последний раз набирал их номер. Все как-то то некогда, то устал — каждый раз думаешь, позвоню завтра. И так день за днем. Хотя, казалось бы, чего проще.
Так вот, их радость быстро сменилась ужасом, когда они узнали, в какую передрягу я влип. Я как мог объяснил им, что нет, приезжать не нужно, но если у них есть какие-нибудь знакомые адвокаты, то, на всякий случай, не могли бы они к ним обратиться? Пусть сделают пару звонков — может быть, мне вообще ничего не грозит. И меня просто берут «на испуг», «на дурачка» надеясь заставить признаться в том, чего я на самом деле не совершал.
А дальше…, дальше за мной захлопывается решетка камеры. Драматично звенят в замке ключи, служитель закона неторопливо удаляется. И я остаюсь наедине со своими мыслями и … каким-то алкоголиком. Бездомным, судя по тому, как он выглядел, и по запаху, который я учуял еще до того, как вошел в камеру. Алкаш, заросший грязной, всклоченной бородой чуть ли не до пояса, молча смотрит на меня слегка выпученными, полубезумными глазами. А затем одновременно громко рыгает и портит воздух. После чего полностью теряет ко мне всякий видимый интерес.
Камера оказалась довольно просторная, на полдюжины человек, как минимум. По крайней мере, аж целых две лавки. Но мое пространство ограниченно узкой полосой вдоль стальной решетки — тут запашок от моего соседа не так силен, плюс приток относительно свежего воздуха из коридора. Так что, следующие несколько часов я то хожу вдоль нее, то сижу на корточках, прислонившись к стальным прутьям спиной.
Один разочек пришлось воспользоваться местными удобствами — намертво прикрученным к полу унитазом из какого-то металла. Да, занятие не для стеснительных. Моему соседу и этого не понадобилось — свои дела он сделал прямо не вставая с лавки, где дрых уже третий час подряд. Даже не просыпаясь при этом. Вот что значит многолетняя практика!
Надо ли объяснять, как это улучшило мое и без того замечательное настроение?
Вдруг, мне вроде бы послышались чьи-то шаги — я как раз, после очередной прогулки, сидел, отдыхая, прислонившись спиной к решетке. Охнув, с некоторым трудом встал, только сейчас почувствовав, как затекло все мое тело. И, обхватив пальцами стальные прутья, начал смотреть вглубь коридора.
Боже мой, это же никто иной, как детектив Джонатан Родригес собственной персоной! В сопровождении еще одного полицейского в форме — нет, не того писклявого толстячка, который запер меня в этой камере.