Проклятый
Шрифт:
– Тебе туда, – махнул он на занавесь, отделявшую широкий, увенчанный аркой вход. – Поторапливайся, тебя ждут.
И, уже занося руку, чтобы отодвинуть занавесь, Кар заметил быстрое движение Оуна. Ноющая боль от горящих под одеждой ударов хлыста исчезла.
Каменные стены терялись в полумраке, отчего зал казался бесконечным. Деревья из прозрачного хрусталя, плод чьего-то немыслимого искусства, раскинули изящные ветви над круглым столом, словно выросшем из пола. Подобно золотой листве, обтекал их искристый свет. За столом восседали шестеро мужчин и две
Кар приблизился. Взгляды сидящих остановились на нем. Снова показалось – его просматривают насквозь, оценивают, будто самоцвет сомнительного качества. Внезапно оробев, он поклонился, но колдуны словно и не заметили. Ни слова не было произнесено, ни одной мысли не отразилось на лицах сидящих, пока наконец пронизывающие взгляды не потухли.
– Садись, – сказал отец.
Кар подчинился. Молодая – или похожая на молодую, колдунья ободряюще улыбнулась с другой стороны стола. Ее губы показались бы чересчур крупными на любом другом лице; в глазах плясали огненные демонята. Она заговорила, обращаясь к отцу Кара. Сидящий рядом колдун резко произнес что-то, видимо, возразил. Вмешалась вторая женщина…
Нетрудно было догадаться, о ком речь, и Кар дорого дал бы за возможность понимать певучий, с растянутыми гласными, язык колдунов. Он заметил, что отец не участвует в споре. Заметил неприязненный взгляд колдуна, чье лицо казалось гротескной маской высокомерия – именно такими древние хозяева Империи изображались на картинах и фресках. Заметил, что колдунья, заговорившая первой, смотрит скорее одобрительно и морщится, когда говорит высокомерный.
– Это тебя не касается, – негромко сказал отец на языке Империи. – Ешь.
Справа от тарелки лежал небольшой нож, ложка и незнакомый предмет: витая рукоятка, скреплявшая три металлических зубца. Такие же, но больше, лежали на краях серебряных блюд в центре стола.
Молодая колдунья большим трезубцем подцепила с блюда мясной шар. Положив на тарелку, при помощи ножа и маленького трезубца ловко разделила на кусочки, и, подхватив трезубцем один кусочек, ловко отправила его в рот. Кар благодарно улыбнулся, на миг поймав ее веселый взгляд, и колдунья отвернулась. Как ни в чем не бывало, продолжила спор. Остальные ничего не заметили, кроме отца, внимательно наблюдавшего всю сцену.
Кар попробовал повторить. В последний миг кусочек мясного шара соскочил и шлепнулся обратно на тарелку, но уже вторая попытка увенчалась успехом. Краем глаза Кар заметил улыбку колдуньи. Возможно, у него появился друг. Очень ценный, ведь для отца и Оуна Кар лишь инструмент неведомых планов. Впрочем, может быть, и колдунья видит в нем что-то вроде забавной игрушки?
«Нет, ты не игрушка, талантливый мальчик-дикарь, и они в этом еще убедятся. Прикрой свои мысли. Ты сейчас словно голый».
Опыта пятнадцати
«И что же, все видят мои мысли?» – спросил Кар так же, как говорил с грифоном.
«Не совсем, – был ответ. – Благодари за это их самомнение. Амон – видит. Прикройся».
Амон – это отец? Или кто-то другой? Кар не решился спросить. Не умея закрыть от наблюдения свои мысли, он попробовал не думать вовсе. Получилось плохо. Колдунья опечаленно качнула головой. Отец послал ей сердитый взгляд.
– Если хочешь закрыться, имей в виду, что твои чувства пылают куда ярче мыслей, – сказал он. – Ты щетинишься от страха, как дикий звереныш. Успокойся. Расскажи, как ты покорил грифона.
Почему всех беспокоит его грифон?
– Я спал в лесу, – ответил Кар. – Он напал на моего коня. Я прибежал на крик, и мы встретились. Вот и все.
Отец быстро перевел для остальных его короткий рассказ. Колдуны заговорили разом, их недовольные взгляды перевода не требовали.
– Этого недостаточно, – сказал отец. – Вспомни отчетливо все, с самого начала. Вспомни, что ты чувствовал. Нет, молчи, просто вспоминай. И не пытайся закрываться, все равно не умеешь.
Кар послушно принялся вспоминать. Равнодушие, завладевшее им в ночном лесу, тяжелый сон. Жалобный конский крик. Золотистого в лунном свете грифона. Испуг, оцепенение, гнев, отчаянное бесстрашие, готовность умереть… Неповторимый экстаз узнавания, когда человек и грифон стали едины. Кар не сдержал улыбки, поймав отзвук памяти Ветра. «Мы – вместе…»
Отец произнес несколько слов, резко, со властью. На этот раз никто ему не возразил. Молодая колдунья, за ней остальные, согласно склонили головы.
– Ты останешься здесь, – сказал отец. – Как один из нас. Тебя научат языку и основам магии. Когда ты достигнешь уровня наших детей, присоединишься к другим ученикам и получишь возможность овладеть полнотой Силы. Надеюсь, ты не обманешь моих ожиданий.
– Я постараюсь, господин.
– Постараешься, – подтвердил отец. – Что до планов, которых ты страшишься, сейчас рано говорить о них. Придет время, и ты узнаешь. Пока – учись.
Годы при дворе научили Кара не только высокомерию принца, но и покорности верноподданного. Ошибки быть не могло: Сильнейший приказывает – ему повинуются. Все, даже могучие колдуны. И неважно, что лежит в основе его власти – простое наследственное право или неведомая Сила. Кар склонил голову.
– Да, господин.
После обеда, когда почти все покинули зал, к Кару с отцом подошла молодая колдунья. Заговорила на языке колдунов.
– Ее зовут Кати, – перевел отец. – Она говорит, что если ты соберешься наделать глупостей, сначала посоветуйся с ней.
– Благодарю вас, госпожа, – ответил Кар. – Меня зовут Карий, и я постараюсь не делать глупостей без вашего совета.
Отец перевел. Кати засмеялась, сказала что-то и быстро пошла к выходу. Она больше не пыталась говорить с ним мысленно, и Кар не посмел спросить, почему.