Проклятый

Мистунина Анна Владимировна

– Рабы – это всего лишь слуги, которым не нужно платить.

– А почему тогда они берут детей?

– Чтобы вырастить умелых слуг.

Девочка замолчала ненадолго. Кар без всякой магии знал, какие картины рисует ее сознание: долгие годы безрадостной жизни в услужении у колдунов, вечную разлуку с родными… Она не спросила о главном. Кар от души надеялся, что и не спросит. Оказалось – напрасно.

– В историях говорится, что колдуны пьют кровь своих рабов, – прошептала Тагрия.

– Это неправда.

– Все правда. И грифоны, и колдовство… А это

неправда?

Кар молчал долго и тяжело. Тагрия смотрела. Ждала.

– Мы не пьем кровь, – сказал он, глядя в огонь. – Но мы берем из нее Силу. Это почти то же самое.

– Какую… Силу?

Кар вздохнул.

– Сила – это и есть магия. То, что заставляет течь реки, что движет ветром, отчего растут деревья. Жизненная Сила. Без нее даже воздух будет мертвым, ты не сможешь им дышать. Понимаешь?

– Кажется…

– Сила разлита во всем. В воде, в воздухе, в огне, в живых существах. Больше всего – в человеческой крови.

– А зачем вам… Эта Сила?

Вам. Кар тряхнул головой. А чего же он ждал, пускаясь в объяснения?

– Сила дает нам власть над миром. Чем больше Силы, тем больше наша власть.

– Зачем?

– Зачем? Владея Силой, мы можем все.

– Что – все?

– Все. Жить почти вечно, не старея. Зажечь и погасить огонь, вызвать дождь, покорить разъяренного льва, оживить мертвого.

– Или убить.

– Или убить, – согласился Кар. – Или связать, лишив воли.

– Как меня?

– Да.

– И для этого… Нужна кровь?

– Человеческая кровь. Да.

– А ты…

– Да. И я.

Тагрия замолчала. Кар – тоже, запретив себе прислушиваться к ее чувствам. Нежданная откровенность выжгла его. Как будто отдался весь в худенькие детские руки и теперь ждал, обреченно ждал приговора, за которым останется лишь проклятие.

Но Тагрия заговорила, и слова ее не походили на проклятие:

– Тебе бывает страшно?

– Очень редко, – ответил Кар.

– А мне страшно.

– Ты боишься меня?

– Не знаю.

– Я уже говорил, что не обижу тебя. Скоро будешь дома, с родителями. Забудешь все, что случилось…

– Как забуду? Ты меня снова заколдуешь?

Кар вздрогнул.

– Только если ты сама захочешь.

– Нет!

– Подумай, Тагрия. Останется память – останется и страх. Лучше все забыть.

– Не хочу, – прошептала она. – Не надо… Пожалуйста.

– Хорошо.

– Обещаешь?

– Да.

– Я никому не расскажу, если ты не велишь.

– Тебе придется рассказать родителям. Они думают, что потеряли тебя.

Тагрия протянула руку, выудила из кучи тонкую ветку. Поднесла к огню.

– Ты не знаешь, – заговорила она тихо. – Мама умерла, давно. Отец… Он стал каждый день напиваться. У нас был слуга, он следил за трактиром. И я помогала, как могла. А потом… Отец проиграл в кости. Много. Хотел отыграться и поставил трактир. И все…

– Он проиграл трактир?

– Да.

– Тагрия. В тот день… когда я подарил тебе перстень, я оставил твоему отцу деньги. Достаточно, чтобы купить несколько таких трактиров.

– Я знаю, – кивнула

она. Вздохнула совсем по-взрослому: – Нет давно тех денег.

– Я велел сохранить их для тебя, – закипая, начал Кар. И осекся, увидев жалобный взгляд девочки. Спросил совсем другим тоном: – Чем я могу помочь?

– Отвези меня домой. К дедушке.

– Конечно. Вот только вернется Ветер.

Жадный огонек побежал вверх по ветке. Ойкнув, Тагрия уронила ее, принялась дуть на пальцы.

– Дай мне, – сказал Кар.

Потянулся – и рукой, и магией. Легким, ласкающим движением унял боль в обожженных пальцах. Коснулся глубоких царапин на плечах. Совсем немного Силы нужно, чтобы зарастить красные следы, словно их и не было. Больше – чтобы вглядеться в тело девочки, в ее душу, убирая болезненные отпечатки голода и побоев, выровнять пульс, восстановить желудок и печень, очистить кровь. Вдохнуть – совсем немного, иначе придет опьянение – сил и смелости.

– Ой, – тихонько сказала Тагрия.

Кар опустил руку.

– Лучше?

– Да! – она потрогала плечи. – Что это? Это твое колдовство?

– Магия.

– А как ты это делаешь?

«Ветер!!! – завопил Кар мысленно. – Где ты, наконец?!»

Вылететь до наступления темноты не помогла бы даже Сила. Вернувшийся с плотно набитым животом грифон не возражал против полета, хоть и буквально источал сонливость. Пожалев друга, Кар оставил его дремать на камнях и вернулся к нескончаемым вопросам Тагрии. Как это – колдовать? А как колдуны… Да, поняла, маги. Как они берут эту Силу из крови? А ты никогда не состаришься? А почему их победили, им что, не хватило Силы? А они вернутся и опять сделают всех рабами? А я смогла бы приручить маленького грифончика? А почему нет? А ты правда убил императора? А кто тогда его убил? А как ты вызываешь огонь? А у меня получится? А ты всегда умел колдовать? А как ты научился?

Погребенный под ворохом ее вопросов, Кар утратил всякую способность к сопротивлению. Вскоре он с удивлением понял, что рассказывает – подробно, улыбаясь и размахивая руками – о годах жизни в Долине, о первом учителе, презиравшем нахального дикареныша, о том, как презрение сменилось уважением и дружбой. Об уроках в Зале Познания, о погибших птенцах грифонов, о чуде, совершенном Сильной Кати. О медленных путях звезд и тайнах человеческого тела, о движении стихий и наслаждении от Познания, о невыносимой радости власти, когда приходит время Воздействия.

Тагрия слушала, приоткрыв рот. Глаза ее сияли. К добру или к худу, теперь встреча с магами не будет вспоминаться ей сплошным ужасом. Скорее – пугающей, но и влекущей сказкой.

Кар боялся думать, что встреча эта, скорей всего, будет не последней. Что Империю, а значит – и Тагрию, ждет война, и вестись она будет недоступным истинным людям оружием. Он, Кар, должен ускорить ее приход. Нескладная угловатая девчонка, доверчиво приникшая головой к его локтю, станет одной из многих, чьи жизни для новых хозяев страны будут не дороже песка. И даже захоти он того, Кар не властен изменить судьбу.