Проксима лжи
Шрифт:
Под салфетками оказались аккуратно нарезанные салями, ветчина и сыр, белый и черный хлеб, галеты и даже фрукты, — в общем, все, чтобы полноценно утолить голод. Однако наличие на столе рюмок недвусмысленно свидетельствовало о том, что весь этот харч должен был быть употреблен не сам по себе, а сыграть почетную роль закуски. «Неужели и выпить предложат?» — уже вконец ошалев от оказанному ему приема, предположил Федор, проваливаясь в мягкое, как кокон, кресло. И словно материализацией мысли Дерябин извлек из узкого настенного ящичка бутылку французского коньяка, ловко открыл ее и водрузил между приборами. Аромат напитка
— Вы не за рулем? — поинтересовался Дерябин, разливая коньяк в рюмки.
— С некоторых пор нет, — отозвался Федор, представив себе мерзнущие в заснеженном дворе останки своей «шахи».
— Вот и прекрасно, а то употребление алкоголя за рулем может дорого обойтись! — назидательным тоном произнес Дерябин, накладывая в тарелку Федора закуски.
У Федора была пара печальных случаев из собственной практики, безусловно подтверждающих эту сентенцию, и он открыл уже было рот, чтобы поддержать предложенную директором тему трезвости за рулем, но Дерябин неожиданно продолжил:
— ГАИшники совершенно оборзели, соткой баксов дело уже не обходится, просят, суки драные, и две, и три!
Федор даже рот забыл закрыть, столь неожиданными были смысл и лексикон фразы из уст такого джентльмена, как Евгений Эдуардович! А тот, явно забавляясь произведенным эффектом, весело засмеялся, поднял рюмку и вдруг стал серьезным.
— Ну, помянем вашего шефа и моего партнера Алексея Дмитриевича Куницына, пусть земля ему будет пухом! — безо всякой патетики, тепло и просто сказал Дерябин.
Федора почему-то очень обрадовало, что у неожиданного выпивона с директором завода вдруг оказался такой бронебойный повод. И хотя на знаменитый вопрос Остапа Бендера «А был ли покойный нравственным человеком?» в случае с Алексеем Куницыным Федор имел все основания не особо задумываться над ответом, сейчас он выпил почти искренне. Потому, что смерть — это почти всегда полный расчет за грехи… Да и коньяк, черт побери, несмотря на страшные ассоциации, был хорош! Федора сразу очень приятно хлобыстнуло в затылок, он налег на бутербродики, а Дерябин тут же налил по второй. Выпили — уже без поминальных слов, но еще не чокаясь. Федору совсем прихорошело.
— М-да, сколько раз я говорил ему, что нельзя пренебрегать собственной безопасностью, — с досадой в голосе произнес Дерябин, задумчиво отщипывая виноградину. — Ах, Алексей, Алексей!..
И в прозрачных глазах директора заблестели слезы. «Да ни при чем тут его безопасность была!» — так и подмывало сказать Федора, совершенно растроганного таким проявлением человеческих чувств, но он благоразумно сдержался и только согласно покивал головой.
— А вы, Евгений Эдуардович, я теперь вижу, знали Алексея Дмитриевича гораздо ближе, чем мне казалось, — перевел он от греха подальше разговор на более индифферентную тему. — У вас-то нет никаких мыслей, кто и за что мог его убить?
— Господи, да кто угодно! — фыркнул, взмахнув рукой, Дерябин. — Любой, кто мог знать, что у него с собой была крупная сумма денег.
«Ха, вот так — маленький секрет для большой компании! — подумал Федор. — Это только Ирина своим бабским умишком могла серьезно считать, что о деньгах в кейсе покойного никто не знал!»
— И…
— Как говорится, ответ знает только ветер! — невесело усмехнулся Дерябин, снова разливая коньяк. — Вернее, тот, кто у кого эти деньги теперь.
Федора мягко, но весьма ощутимо толкнуло в сердце. Вот оно! Сейчас Дерябин с хитрым ленинскими прищуром посмотрит на него, и скажет: «А ведь денежки-то у вас, Федор Андреевич! Нехорошо, батенька, нехорошо!» Но Дерябин и не думал разыгрывать дедушку Ленина, а сделал рюмкой в воздухе «прозит» и залпом выпил. Федор тоже проглотил свою порцию. Коньяк прошел, как вода, но сердце отпустило. Ионычев понимал, что надо бы увести разговор в сторону, но как преступника тянет на место преступления, так и он не в силах был сейчас уйти от этой опасной, но такой манящей темы.
— А на теле денег не было? — полуутвердительно спросил он Дерябина, умышленно применив предлог «на».
— При теле, — тут же поправил Федора директор. — На себе такую сумму унести было бы проблематично. Я созвонился кое с кем в ЭмВэДэ, там сказали, что в протоколе, составленном нарядом милиции, ничего похожего на портфель или дипломат не значится.
— Коричневый кожаный кейс, — поправил теперь уже Дерябина Федор. — Я вчера оставался в офисе позже Алексея Дмитриевича. Когда он уходил, у него в руках был коричневый кожаный кейс.
— Да, его водитель Николай сказал мне, — совершенно безразлично отреагировал на эту информацию Дерябин.
«О чем рассказал Дерябину Николай — о кейсе, или обо мне?» — задал себе вопрос Федор и с облегчением подумал, что в любом случае обмолвиться о том, что он был вчера вечером в офисе, было правильным решением.
— А не могли деньги забрать сами милиционеры, которые обнаружили тело? — словно бы перебирая все возможные варианты, предположил Федор.
— Похоже, нет, — отрицательно покачал головой Дерябин. — Я навел справки, — наряд вызвала какая-то бабка из соседнего дома, которой не спалось, и она пошла гулять с собакой на час раньше обычного времени. Она и протокол подписала. Не было ничего рядом с телом. А сама бабка кейс ни за что не осмелилась бы взять, ее кондратий на месте хватил бы от страха!
Посмеялись, и Федор снова покосился на бутылку. От коньяка ему стало легко и комфортно, да и для эксплуатируемого им сейчас образа святой простоты имидж пьяненького был весьма кстати. Дерябин взгляд перехватил, показал бровями: мол, не стесняйся, наливай! Черт, не переборщить бы с погружением в образ!
— Я вот чего не могу понять: зачем вообще надо было брать с собой деньги? — продолжал разыгрывать спектакль Федор. — Неужели нельзя было оставить их в офисе, в сейфе?
— А-а, это вообще полный идиотизм, — безнадежно махнул рукой Дерябин. — Как вы понимаете, деньги предназначались вашим таджикам. Я вручил ему их вчера в обед, до конца дня за ними к вам в офис должен был приехать их главарь Бахтияр. Уже вечером звонит мне Куницын и говорит, что этот чертов Бахтияр, как он сказал, «где-то завис», за деньгами не приехал, а ключи от сейфа кто-то там увез, и что теперь ему деньги оставить негде! Ну, я с казал ему, все, что о нем думаю, велел не отпускать водителя, садиться с ним в машину и прямиком без остановок дуть к себе домой, на Рублевку.