Промельк Беллы.Фрагменты книги
Шрифт:
Аудитория слушала Беллу, абсолютно замерев, чувствуя тонкость и изящество ее поэзии, несмотря на то, что это были студенты, только еще начинающие изучать русский язык. Сам Иосиф сидел рядом со мной в первом ряду, весь отдавшись слуху и своим переживаниям. Во время читки в глазах у него стояли слезы, а по окончании вечера, во время звучавших аплодисментов, он повернулся ко мне и сказал: «Ну, твоя баба меня совершенно расстроила…». Этой грубоватой фразой, вероятно, он хотел снизить эмоциональную экзальтацию, которая владела им в этот момент. Иосиф был отнюдь не сентиментальный человек.
Вечером в маленьком
Из переводов Беллы на английский он выделял лишь один — стихотворения «Вулканы», сделанный Оденом. Все остальные ругал последними словами, говорил о них как о трагедии.
Вскоре после получения Бродским Нобелевской премии мы приехали в Лондон для выступления Беллы в Национальном театре на Темзе. Переводы стихов читала Ванесса Редгрейв.
Мы нашли телефон Иосифа (через Валю Полухину) и поздравили его с премией. Он был чрезвычайно рад нашему звонку, и мы попытались встретиться, но это оказалось невозможно, потому что Иосиф в этот день улетал в Америку, а находились мы в совершенно разных точках Лондона, и из-за дальности расстояния даже на такси добраться было чрезвычайно трудно. Наш первый день в Лондоне из радостного превратился в грустный…
Прошло два года, и в 1989 году Белла была приглашена для участия в Международном фестивале поэзии в Роттердаме. И мы вылетели туда.
Поездка в Голландию была окрашена образом самого Роттердама. Его судьба, о которой ранее нам в жизни задумываться не приходилось, предстала перед нами воочию. В начале Второй мировой войны город был стерт с лица земли налетом немецкой авиации. Фашистская Германия предъявила этим налетом ультиматум Голландии. Результат был очевиден. Страна капитулировала. Память об этом акте вандализма осталась в скульптуре «Разрушенный Роттердам» Цадкина и в стихотворении «Роттердамский дневник» Бродского:
Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда. Раскрывши зонт, я поднимаю ворот. Четыре дня они бомбили город, и города не стало. Города не люди и не прячутся в подъезде во время ливня. Улицы, дома не сходят в этих случаях с ума и, падая, не призывают к мести.В фестивале участвовали Евгений Рейн, Александр Кушнер, Геннадий Айги, Алексей Парщиков, Татьяна Щербина. Иосиф Бродский также принимал участие в фестивале, представляя США. Состав участников был
Для нас было большой радостью снова встретить Иосифа. В рамках фестиваля было объявлено его выступление. Это была счастливая возможность услышать его чтение. Никогда раньше мы не слышали, как он читает стихи со сцены. Возникало ощущение молитвы. Некоторые стихи он читал по-английски, в этом тоже звучала музыка.
Иосиф присутствовал на чтении Беллы. Она, как всегда, читала стихи, посвященные трагической судьбе русских поэтов. Бродский, как и в Амхерсте, говорил о том впечатлении, которое они на него производили.
Мы все вместе встречались в холле нашей гостиницы за коктейлями, обменивались впечатлениями. Я обратил внимание на то, как Иосиф трогательно и внимательно общался с Дереком Уолкоттом. Иосиф высоко ценил его поэзию.
Это была наша последняя встреча с Иосифом.
Через два месяца после смерти Бродского мы прилетели в Америку в третий раз и сразу увиделись с Мишей Барышниковым, который рассказал нам о своих последних встречах с Иосифом.
Вечером двадцать седьмого января 1997 года он встретился с Иосифом в ресторане «Самовар». Прощаясь, Иосиф сказал Мише: «Я тебе перезвоню…». Это было за четыре часа до его смерти. Бродский умер 28 января 1997 года.
В заключение могу рассказать лишь о том, что много лет спустя мы с Беллой оказались в Венеции и были в гостях у известного итальянского журналиста Витторио Страда и его русской жены Клары. Это было в последний день нашего пребывания в Венеции.
Витторио Страда и Клара жили в изумительном месте, на острове Сан-Джорджио, в доме, который стоял бок о бок со знаменитой постройкой Андреа Палладио, до стены этого исторического здания можно было дотронуться рукой.
У меня возникло непреодолимое желание посетить могилу Иосифа на острове Сан-Микеле. После обеда мы с Кларой (Витторио устал и не поехал) вышли из гостеприимного дома, сели на кораблик и в лучах заходящего солнца, видя с борта любимую панораму города с Кампанеллой и Дворцом Дожей, приплыли на остров Сан-Микеле. Было начало пятого. Кладбище закрывается в пять вечера. Мы пошли по аллеям, стараясь ориентироваться и найти могилу Иосифа. Миновав русскую православную часть кладбища, где находятся могилы Игоря Стравинского и Сергея Дягилева, углубились в неведомую часть огромной территории, стараясь по объяснениям редких встречных понять, куда нам нужно идти. Каким-то чудом мы все-таки нашли могилу — без памятника, всего лишь с доской, удостоверяющей, что здесь похоронен Иосиф Бродский. Солнце заходило. Кладбище закрывалось. В порыве чувства, не находящего выхода, я написал несколько слов на твердой глянцевой открытке, которая лежала у меня в кармане: «Дорогой Иосиф! Любящие тебя твои Белла и Борис», и оставил открытку рядом с плитой.