Промежуточный человек
Шрифт:
И тут же, выливая воду из ботинка и отжимая брюки, подвел положительные итоги происшествия.
Во-первых, он прекрасно освежился (было действительно жарко). Во-вторых, доставил нам несколько минут душевного подъема и веселья (это тоже вполне соответствовало действительности. Дубровин от хохота сам чуть не свалился). В-третьих, теперь он уж обязательно сдаст в химчистку этот костюм (так и случилось. Правда, вернули ему костюм без пуговиц. Приобрести их — это не для Сватова. Костюм пришлось купить новый. Что, согласитесь, не так уж и плохо).
А самое главное — он обрел положительный опыт на негативном материале: разогнавшись — прыгай.
— Большое количество отрицательного опыта при правильном к нему
— Это как в алгебре, — охотно подхватывал Сватов, — минус на минус всегда дает плюс.
Виктор Аркадьевич по отношению к действительности был, как и Дубровин, человеком думающим, а потому — личностью, индивидуумом. Отличало их лишь то, что он был счастливо думающим индивидуумом. И безоблачной личностью.
Даже на фоне сплошных облаков.
Этого как раз хватало. Жизнь нашего приятеля до определенного момента представляла собой именно цепь неудач, соединенных весьма последовательно.
Поэтому всякий раз, радуясь его победам, никто им особенно не завидовал, никто его удачливости себе не пожелал бы. Ни себе, ни своим близким.
Да, все давалось Виктору Сватову легко. Но легкость здесь лишь в его собственном к жизни отношении. Просто Сватов всегда в первую очередь считал важным то обстоятельство, что ему удавалось, и неважным, что удавалось это нелегко.
За все и всегда он брался сам. Всегда и все умел. Но вот ничего путного у него из задуманного чаще всего не получалось. А если и получалось, то совсем не то.
Вот, скажем, мебель Сватов решил изготовить собственноручно.
Сам ее и конструировал, восхищая нас изобилием дизайнерских идей.
Стол в гостиной, например, был задуман подвесным — на цепях: эстетично и многофункционально. Нехитрая система блоков и электропривода позволила бы его опускать, превращая в дополнительное спальное место, или, напротив, поднимать к самому потолку. Тогда обнаруживались бы хитроумно вмонтированные снизу светильники, а стол становился бы оригинальной люстрой. И гостиная была бы уже просторной танцевальной залой.
Так же и диваны, встроенные в стены, одним нажатием кнопки должны были подниматься, превращаясь в оригинальные стеллажи, совершенно не занимающие полезной площади…
Сватов сам отыскивал в глубинке Полесья мореный дуб — затонувшие стволы огромных деревьев. Потом разбирал завалы, вытаскивал тяжелую, как свинец, древесину, придумав целую систему блоков, талей и полиспастов. Сам вывозил стволы, сумев подбить на это дело все местное начальство (для чего ему пришлось снять в захолустном районе короткометражку). Сам устраивал корчи и бревна на распил, потом собственноручно строгал фасонные доски, шлифовал их до матового блеска, сам ковал фурнитуру, войдя в приятельские отношения с руководством реставрационных мастерских художественного комбината (заодно став членом его художественного совета). Сам пилил, обтачивал, пристраивал и перестраивал, поражая всех неутомимостью и безудержностью своей фантазии.
И делал он все это вот уже почти двадцать лет.
Потому, что попутно он еще многое что делал: достраивал и перестраивал дом отца, который так и снесен был незавершенным, написал книжку «С подвесным мотором по малым рекам» (она вышла одновременно с законом, ограничившим пользование моторными лодками на внутренних водоемах страны), защитил кандидатскую диссертацию, отснял два десятка фильмов, сочинил несколько научно-популярных киносценариев и два художественных, вступил в Союз художников (как специалист по дизайну), в Союз кинематографистов и в Союз журналистов, получил и разменял квартиру, вырастил вполне
Если Витька Сватов шел забивать гвоздь, чтобы закрепить наконец самодельную вешалку в прихожей (ибо жене его Леночке надоело всю жизнь сваливать пальто на холодильник, который, к слову, не работал, потому что внутренности его были приспособлены под кондиционер, встроенный в автоматический выдвижной бар, который тоже не работал, так как барахлил вентилятор), то у молотка, которым он намеревался это сделать, отламывалась ручка, и Виктор отправлялся на кухню, «временно» переоборудованную под мебельную мастерскую, где вытачивал новую — добротную и вечную (не из какой-нибудь дохлой деревяшки, а из полноценного мореного дуба), но здесь у наждака сгорала обмотка ротора, после чего приходилось разбирать электромотор и отправляться на «Ниве» с прицепом, работающей по последнему слову техники на сжиженном газе, в мастерскую к приятелю, чтобы починить обмотку, а попутно прогулять своего любимца фокстерьера Рекса, характером, подвижностью и оптимизмом абсолютно повторяющего хозяина, и еще заодно забросить дочке трехлитровую банку сметаны, на прошлой неделе привезенную им из полесской глубинки. Но по дороге он принимался воспитывать Рекса, мешавшего управлять автомобилем, и врезался в фонарный столб. Пришедший в себя после удара Сватов, открыв глаза, обнаруживал, что расколотое лобовое стекло машины залито белой густоватой жидкостью, и удивленно произносил одно из своих знаменитых и ставших впоследствии фольклорными замечаний:
— Неужели у меня было столько мозгов?
Подоспевший тогда государственный автоинспектор Василий Степанович Кожемякин, осмотрев машину и убедившись в абсолютной невредимости участников дорожно-транспортного происшествия, количеством серого вещества у Сватова удивлен не был, а вот по поводу разбитых автомобиля и банки сметаны сочувствие высказал, резюмировав свои выводы просто:
— Сначала надо было разобраться с собакой, а потом продолжать движение.
Чем и зафиксировал в сознании Сватова еще один позитивный вывод на негативном материале.
На этом история с гвоздем в прихожей не кончалась. Обладая удивительной и уже отмеченной способностью вызывать сочувствие окружающих, Виктор Аркадьевич моментально сдружился с инспектором Василием Степановичем Кожемякиным, и они вместе, теперь уже не на бежевой «Ниве», а на желто-синих «Жигулях» ГАИ, отправлялись, оставив Рекса сторожить машину, к знакомому врачу-гинекологу. У Василия Степановича, оказывается, были свои беды и свои люди в Госстрахе. Свои люди, могли оформить получение компенсации по страховке (тут Сватову снова отчаянно везло) без очереди и волокиты. А что до бед, то дочке Василия Степановича нужно было срочно сделать «вакуум», что безопаснее и вообще современнее, чем обычный аборт (в той же степени, насколько сжиженный газ современнее обычного бензина), правда, сроки уже вышли, но если суметь обойтись без очереди и без волокиты с анализами…
Здесь автоинспектору Кожемякину везло не меньше Сватова, ибо лучшего помощника в таком тонком деле ему, разумеется, было бы не найти, потому что Сватов как-никак сам отец взрослой дочери и знает этих негодяев, а свои люди в гинекологии у него конечно же есть. Можно сказать, есть там даже близкий друг, с которым они еще в студенческие годы… Э, да что вспоминать…
— Где же вы раньше были! — восклицал Сватов по дороге.
На что инспектор ГАИ смущенно отвечал, что он-то был, а вот Сватов мог бы взяться за устройство вешалки в прихожей хотя бы на неделю раньше — тогда не было бы никаких проблем. «Даже ботинки нужно чинить вовремя», — говорил инспектор, и Сватов с ним охотно соглашался. Хотя и не совсем понимал, что именно имеется в виду — прибивание вешалки, воспитание собаки, производство вакуумных дел или сокрушение автомобиля.