Проникновение
Шрифт:
— Вы забыли, что я — не мой отец. Я никогда не блефую.
Но Руссо лишь отсалютовал ей своим бокалом и улыбнулся.
Глава сорок восьмая
— Почти вовремя, — сказал Леон, глядя, как Куинни рядом с ним нащупывает откидное сиденье.
— Какого хера тут встречаться? — Куинни наклонился, пытаясь разглядеть кресло. Его лысая башка сияла в мерцающем отсвете экрана. — Сраный гадюшник!
Леон обвел взглядом пустой кинозал и пожал плечами. В кинотеатре, сыром и грязном, пахло вчерашним дождем. Ремонта здесь не было лет пятьдесят, а нынче здание со дня на день
— Вот мой отчет, — тихо произнес Куинни, протянув Леону белый конверт. Потом помедлил, критически оглядел пустые пакеты из-под чипсов на полу и мятую одежду Леона и отвел руку за спину. — Бабки вперед.
Леон, фыркнув, полез в карман и вынул оттуда собственный конверт.
— На.
Он посмотрел, как Куинни пересчитывает деньги. Со своей лысой башкой и толстыми губами тот походил на тролля. Куинни работал на совесть, но Леон выносил его с трудом. Как-то раз он уже нанимал этого типа — пять лет назад, когда Мора потребовала развода. Она божилась, что никого другого у нее не было, но Леон ей не поверил. Куинни доказал его правоту, предоставив ему кипу глянцевых фотографий, на которых Мора вовсю зажималась с длинным блондинистым типом. Тем самым, что неделю назад на вокзале ерошил волосы его сына.
Куинни закончил пересчитывать деньги, сунул их в карман и бросил белый конверт Леону на колени.
— Как я уже сказал по телефону, бабок нигде нет. Надо было разрешить мне сесть с ней на самолет.
Леон поперхнулся. Шпик и без того запрашивал непомерные суммы — Леон не мог позволить себе еще и дорожные расходы. Он скрипнул зубами. Бля! Деньги, похоже, окончательно уплывали от него.
Куинни встал, стукнув сиденьем о спинку кресла.
— Те парни к ней подбираются, факт. Все время ее пасут. Их имена — в отчете. — Он кивнул на конверт и усмехнулся. — Думаю, вам будет интересно глянуть на кой-какие фотки.
Он стал пробираться вдоль ряда сидений к выходу. Леон проводил его взглядом, чувствуя, как из подмышек потек липкий пот. Куинни рассказал ему о том, что увидел возле Арбор-Хилла; о джипе, сбившем Сала Мартинеса прямо у тюремных ворот. При мысли о том, что ему предстоит увидеть на фотографиях, в животе у Леона всколыхнулась тошнота.
Луч проектора снова замерцал, и Леон покосился на экран. Он почти не следил за сюжетом, уловив лишь, что это была какая-то легкомысленная комедия о многодетной семье. На миг закрыв глаза, он вспомнил о сыне, хотя и старался не думать о нем. Последние несколько дней Леон каждое утро возвращался на вокзал Блэкрок в надежде еще раз увидеть Ричарда. Он привел себя в порядок и даже отдал костюм в химчистку. Но Ричарда нигде не было.
«Хер у них там счастливые семьи», — подумал он.
Открыв глаза, Леон прощупал конверт, затем извлек на свет с дюжину машинописных страниц и пачку фотографий. Куинни всю неделю, почти непрерывно, шпионил за Гарри Мартинес, попутно проверяя тех, кто играл хоть какую-то роль в ее жизни. Леон полистал отчет. Там были досье на всех главных игроков. Он попытался читать, но взгляд его то и дело отвлекался на фотографии. В конце концов Леон бросил отчет и взялся за первый снимок. Он недовольно нахмурился, заметив,
На снимке, сделанном ночью, девица Мартинес усаживалась в ярко-синюю «мини». По обеим сторонам улицы торчали викторианские дома из красного кирпича в окружении высоких деревьев. Леон внимательнее всмотрелся в снимок. Поодаль, через дорогу, смутно маячила квадратная коробка джипа. Леон судорожно сглотнул и перевернул фотографию. На обороте синей шариковой ручкой Куинни записал имя Гарри Мартинес, а также дату и место, где был сделан снимок: Раглан-роуд, воскресенье, 12 апреля, 20:30. Три дня назад.
На следующем снимке длинный темноволосый субъект вел Мартинес вверх по ступенькам к входу в старинный краснокирпичный дом. На скуле у нее красовался синяк, щеки были испачканы грязью. Джипа на этот раз нигде не было видно.
Леон быстро взглянул на следующую фотографию, заранее приготовившись содрогнуться, но то был вполне безобидный снимок человека, которого он сразу узнал: этот зануда, Джуд Тирнан, выходил из здания «КВК». Однажды Леон уже столкнулся с Тирнаном — давным-давно, когда они оба еще работали в «Джей-Экс Уорнер». Леон поджал губы. Если бы не Тирнан с его взглядами святоши, Леона, может, и не выгнали бы тогда с работы.
Переложив снимок в самый низ пачки, Леон просмотрел еще несколько фотографий. Напряжение постепенно спало, и он спокойно разглядывал запечатленных на них людей. Это были обычные снимки родственников Мартинес. На одном из них ее сестра выходила из больницы Винсента. Взгляд Леона задержался на фотографии одной из женщин, которой на вид было лет под шестьдесят. Так, значит, это и есть жена Сала. Скуластая, вроде польки или русской. Кто-кто, а Сал всегда умел найти себе кого-нибудь поэкзотичнее. Увидев того, кто стоял рядом с ней и держал ее под руку, Леон нахмурился. Эту огромную выпуклую башку он узнал бы где угодно. Какого рожна Ральфи-бой подбивал клинья к жене Мартинеса?
Дальше шла фотография, заставившая Леона разом похолодеть. На ней были снятые издалека высокие серые стены с викторианскими окнами, забранными железными решетками. То ли сиротский приют, то ли заведение для душевнобольных. Но Леон хорошо знал, что это такое. Его передернуло. Там, в этом жутком месте, он провел целый год. Ему пришлось делить камеру с человеком по имени Ноэл, отбывавшим пожизненный срок за поджог собственного дома. Вместе с домом сгорели его жена и трое детей. Леон часто задышал. Его пальцы оставили на глянцевом снимке потные отпечатки. На бесконечные двенадцать месяцев мир для него был ограничен двухъярусными нарами и парашей, и каждый день в пять утра в дверь камеры колотили охранники, чтобы удостовериться, что он не умер во сне.
Леон, убрав снимок с глаз долой, сделал несколько глубоких вдохов — как будто это могло прогнать неприятные воспоминания. Он посмотрел на следующую фотографию, не сразу сообразив, что именно на ней запечатлено. Чье-то тело лежало на земле, частично заслоненное небольшим красным автомобилем — видны были только ноги в серых брюках и черные ботинки. Рядом с телом, спиной к объективу, на коленях стояла девушка. Леон моргнул. Так вот он, тот самый снимок, которого он боялся. Ни свежей, ни запекшейся крови — даже лица не видно. Леон поглядел на то немногое, что осталось на снимке от Сальвадора, и медленно покачал головой. Выходит, бедолага только и вышел из этого пакостного места, чтобы его сразу же кто-то завалил. Говенные дела.