Пронзающие небо
Шрифт:
— Ну, что же вы?!..
— Ярослав. — ласково, как брату своему сказала Оля. — Я тоже ведь люблю в снежки играть; только вот мы давно не кушали — подкрепиться сначала, а потом обязательно поиграем…
Скорым шагом направились они в сторону Дубграда, и почему-то верили, что, как только пройдут стены, так сразу и пропитание получат.
Ярослав рассказывал:
— Вы что же — думаете я без еды из дома ушёл?! Нет-нет — вчера по вечеру, как в горнице болтали, ваше бегство обсуждали, я целый мешок набрал, и уж не буду рассказывать, что я туда уложил…
— Да уж — лучше не рассказывай. — подтвердил Алёша.
Ярослав сразу перешел на то, как притащил с огорода чучело и уложил в свою кровать (знал, что мать иногда заходит
— …Ну а потом, в самую темень ночную через околицу незаметно, и по дороге к тракту побёг. Вы ведь знаете — в лесу стая громадная… Большая то часть стаи где-то в лесных глубинах выла, но пятеро разведчиков на меня вылетели. Вот тут то и пригодился мой мешок — хорошо, что полон был, а то бы уже с вами не разговаривал!.. До тракта то уже не далеко было, вот я и смекнул, как волков отвлечь — сам со всех сил бежать припустил, и на бегу мешок развязываю. Чую — уже настигают. А я как раз курицу достал — да швырнул за плечо; уж и не оборачиваюсь, но чую — сцепились там из-за курицы. Дальше бегу — снова настигают — снова курицу кидаю — курицы кончились хлеба стал кидать — крынку с молоком — картошку жареную — глядь — пустой уже мешок — тут и тракт уже виден. Ну, я мешок за спину, и прямо под какие-то сани бросился… "Тпру!" — кричит ямщик. "Ты куда ж такой?!" — тут увидел волков и давай их кнутом щёлкать, они как завыли, хвосты поджали и обратно в лес дёру дали. Ну тут из саней выходит важный такой боярин и говорит: "Этот мальчишка наверняка от родителей убёг! Ну к держите его — в дом ко мне отвезём, там и разберёмся". Как я тут испугался — дёру дал — (не в лес, а в поле конечно бежал) — потом я среди сугробов укрылся, и до самого рассвета там пролежал, звёзды считал. Как рассвело так выбрался — ну, вот мы и повстречались…
Они прошли треть расстояния от того места, где встретились, до Дубграда, и тут Ярослав, в порыве охватившего его светлого чувства резко крутанулся, да тут и обмер, схватил Алёшу и Олю за руки, и уже совсем другим — напряжённым, сдавленным голосом проговорил:
— Карета несётся — видите?.. — он кивнул на приближающуюся карету запряженную парой гнедых скакунов.
Ребята безмолвно кивнули, но Ярослав и не заметил этого — он смертно побледнел, и весь дрожал:
— Ну а за каретой сани — видите?
— Да. Ишь несутся. — подтвердил Алёша.
— Так вот — это наши сани. Мой отец ими правит! Увидит сейчас! — Так… так… — Ярослав из всех сил глазами вцеплялся в подъезжающую карету. — …Видите — сбоку, у двери уступчик должен быть и поручни, на уступчик то и прыгайте…
— Быстро несёт. — выдохнул Алёша. — Не сорваться бы…
Карета уже была в нескольких шагах — вот промелькнули, храпящие вороные кони — в это мгновенье Алёша взял Олю за одну руку; Ярослав — за другую, вот прыжок — не промахнулись, вцепились в поручни. Вот уже встали на подножку, возле дверцы.
— Только бы не заметили. Только бы не останавливали… — молитвенно шептал Ярослав.
Карета неслась дальше, но откуда-то сзади донёсся окрик отца Ярослава — он их заметил — кричал громко, но слова сносились встречными потоками воздуха, и потому почти невозможно было их разобрать.
Жар припустил сзади, летел безмолвной, огненной стрелой, не отставал от хозяев…
Тут украшенная узором диковинных птиц занавеска на окошечке отодвинулась, и за стеклом показалось личико девочки лет пяти. Появление за стеклом нашей троицы очень девочку развеселило, и она принялась махать им ладошкой, и что-то говорить, только из-за толстого стекла не было слышно ни одного слова. Тут на плечико девочки взбежал совсем маленький, волосатый человечек с хвостом, и скорчил забавную рожицу (только потом ребята узнали, что это никакой не человечек, а мартышка). Вот из каретного таинственного полумрака выступило лицо молодой, обворожительной дамы облачённой так диковинно, что сразу ясным становилось, что она гостья
Меж тем, возница всё-таки услышал окрики отца Ярослава, выгнулся, оглянулся, но так как он был заморским возницей, то не понимал ни слова, и решил, что этот мужик предлагает ему померится в скорости, и согласно кивнул. Взмахнул вожжами, ещё-ещё — закричал уже знакомое нам "Элло!", "Элло!" — и кони сорвались галопом — выкладывались полностью…
Минут через пять стали появляться деревянные домишки окраин Дубграда, вскоре появились и каменные.
— Это еще что! — выкрикнул Ярослав, который вновь сиял, так как был уверен, что теперь-то его никто не догонит. — …Вот в Орел-граде, говорят, столько народа, что по сравнению с ним этот Дубград, что наша деревня!
Дорога шла под значительным уклоном вверх, на вершину большого холма на котором и был возведен Дубград. Постепенно число каменных двух-, а то и трехэтажных домов возрастало. От большой дороги, по которой мчалась карета, отходили маленькие улочки да переулочки, пестрели на стенах орнаменты дивных трав цветов да птиц, кой-откуда слышалась музыка: кто-то играл на гуслях и зычный бас подпевал какую-то песню.
— А вон государевы солдаты, — Ярослав указал рукой на троих бравых молодцев облаченных в красные кафтаны, да в меховые высокие шапки. На боку каждого из этих краснощеких молодцов была пристроена длинная сабля, одетая в черные ножны, черные, вычищенные до блеска сапожки, блистали под ярким солнцем, и вообще вся их одежда выражала собой аккуратность; ни единая грязинка не портила их…
Иноземный возница так увлёкся гонкой, что даже и забыл, что у ворот требуется усмирить коней (вот если бы он был государевым гонцом, так мог бы летать без всякого препятствия) — он часто перегибался, видел, что сани не отстают, и это сильно отдавалось на его самолюбии — ведь он был потомственный возница, да и в конных гонках не раз победу одерживал — не хватало ещё, чтобы его обошёл какой-то мужик. Городские ворота воображались ему финишной чертой, и на последних метрах, не слыша окриков солдат, он даже усы свои чернейшие прикусил, а по бледному его лицу катились капли пота. Вот карета пролетела под створками ворот. Тут возница закричал победно, и тут же резко натянул вожжи — иначе не миновать бы ему столкновения с лениво ползущим, волами запряженным возом, в котором на соляных мешках восседал некий мужик, и напевал весёлую песнь.
Следом подлетела повозка, и закричал отец Ярослава — ребята спрыгнули на мостовую, и бросились в переулок, позади несся Жар — из груди пса вырывались белые клубы…
Алеша на бегу говорил Оле:
— Солдат государевых приметила — их то нам и следует боятся.
— Бояться… отчего ж?
— А кушать тебе хочется?…
Оля промолчала. Алеша продолжал — глаза его блистали, и были сейчас почти такими же голодными, как у волка:
— А мне вот хочется… в желудке все бурчит, бурчит, словно варится что-то, а как представлю, что варится — в глазах от голода темнеет. Все равно далеко нам без еды не уйти, надо, стало быть, в городе чем поживиться.
— Ох, что ты задумал?! — остановилась, перехватила его за вторую руку Ольга.
— Здесь ведь базар есть, там много чем торгуют, еды до отвала.
— Ты что же… — кажется, Оля поняла и ей стало больно, плечики её вздрогнули, она поникла головой.
Алёше тоже стало от этого больно, и он зашептал:
— Ну, вот видишь, как не хорошо получается… но… кушать хочется…
— Но ведь это… — на Олины глаза слёзы навернулись.
— Ладно, ладно… — тоже поник головою Алёша. — Конечно — это очень плохо. Ну и не станем, не станем. Что-нибудь другое придумаем.