Пропагандист
Шрифт:
В 1974 году в здании находились кабинеты Генерального секретаря ЦК КПСС и сотрудников Общего отдела ЦК КПСС, комната отдыха, малый кабинет, приёмная, Ореховая комната, зал заседаний Политбюро, архив и группа Особого сектора Общего отдела ЦК КПСС. Брежнев обосновался на 3-м этаже в помещении 100 м? с тремя окнами, в стороне от бывшего хрущёвского. Соратники между собой называли кабинет Леонида Ильича «Высотой». Прежние тёмные панели заменили на светлые, с инкрустацией, и появились знаменитые «рогатые» настольные часы в виде корабельного
— Анатолий, что у тебя там с Сусловым? Жалуется.
— Не знаю, — честно удивился Мерзликин. — Я с ним еще не встречался.
Наезд Генсека на самом деле был резонным. Член Политбюро ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов, человек номер два в партии. Главный идеолог партии. Известный аскет и тактик, предпочитающий экстенсивные подходы в идеологической работе. Один из ведущих участников смещения Хрущева. И Леонид Ильич ему крайне доверял. А тут такое показное неуважение.
— Вот-вот! Ты до сих пор не удосужился пообщаться с Михаилом Андреевичем. А между тем делаешь знаковые идеологические передачи для нашего телевидения. Встречаешься с Демичевым. Говорят, что сейчас готовишь проект Щелокову?
Анатолий отпираться не стал:
— Желаем поднять престиж советской милиции.
— Наш пострел везде поспел!
Мерзликин тяжело вздохнул и перевел взгляд на знаменитые «рогатые» часы. И не смог удержаться от дурацкого вопроса:
— Леонид Ильич, можно спросить?
— Давай!
— Не только меня, но и очень многих мучает один и тот же вопрос: вот эти часы что-то такое значат, имеют некий сакральный смысл? Они приносят вам удачу?
Брежнев некоторое время, насупившись, разглядывал наглого попаданца, затем не выдержал и заржал.
— Ну что ты за человек, Анатолий! И наказать тебя нельзя по-человечески. Всегда сухим из воды выныриваешь. В вашем будущем все такие?
— Разные. Но циничные.
— Ладно, проехали. А часы эти случайно ко мне попали. Вот пущай будущих исследователей и ставят в тупик. И ты мне не ответил.
— Если честно, то собираюсь с мыслями. Михаил Андреевич не тот человек, к которому на кривой кобыле подкатить можно, да с красивыми словесами. Тут посерьезней намерения нужны.
Брежнев насупился:
— Значит, это ты мне так красивые слова затирал?
— Да…
Генсек расплылся в добродушной улыбке.
— Я что, совсем не страшный? Вы как там меня в будущем называете? Шутники х…вы
Мерзликин отплатил той же монетой:
— Добрый дедушка Брежнев.
Шутка была, конечно, на грани фола. Но Ильич оценил.
— Ты прав. Циничные вы там все. Но за находчивость хвалю. И ты там соображай быстрее. Михаилу ведь в уши разное поют.
— И будут петь.
Брежнев внимательно глянул на попаданца. Он не был так наивен, каким иногда казался.
— Что ты хочешь этим сказать? Мне тут твои коллеги плешь проели: убирай Суслова, убирай. А от главного пропагандиста из будущего молчок.
Мерзликин решился. Ильич ему покровительствует, так что не следует обманывать старика.
— А я считаю, что не надо Михаила Андреевича убирать.
Генсек удивился и подался вперед:
— Обоснуй, пожалуйста.
— Он как лакмусовая бумажка все наши предложения проверить со своей точки зрения может. Дело больно у нас серьезное, чтобы давать на откуп небольшой кучке людей. Они ведь могут и ошибаться.
Брежнев хмыкнул. Намек на «обновленцев» был понятен.
— Но твой резон каков?
— Мой? Переход на новый этап развития должно обеспечить в спокойной обстановке. Без перегибов и треволнений. Одна из существенных ошибок Горбачева: он начал слишком лихо громить наш общий дом. Потом все и обрушилось, погребя под обломками многих. Нельзя крушить сгоряча, во время перехода на следующий уровень нужна стабильность.
— Интересно, — глаза Генсека заблестели. Ему явно понравились слова попаданца. Он и сам всегда был противником резких движений. Это в итоге и погубило золотую эпоху «Союза».
— Потому нам необходим жесткий оппонент. Оппозиция!
«Срезал-таки!»
У Брежнева чуть не отвалилась челюсть. Он немного пожевал губами и процедил:
— Сволочь ты первостатейная, Анатолий! Впредь мне наука. Но как красиво начал!
Мерзликин пожал плечами:
— Откровенность на откровенность. Ситуацию вы знаете. Время у нас есть, но не так много.
Брежнев задумался. Видимо, не на такой разговор он рассчитывал. Затем махнул рукой и поднялся. Подойдя к селектору, нажал кнопку:
— Чая нам покрепче, пожалуйста. Ты с лимоном пьешь? С лимоном. И бутерброды, — затем повернулся к Мерзликину. — Извини, но некогда нам встречаться в более подходящей обстановке. Под чай нынче и поговорим. Я же знаю, что тебя дернули рано. Небось и не позавтракал?
Минут через пять дебелая буфетчица ловко выложила на стол чашки, чайничек, розетки с вареньем и тарелку со стопкой бутербродов на разный вкус. С сыром, колбасой и осетриной. Ильич хлебал чай, жевал бутерброды и молча посматривал на собеседника.
— Ну, давай, выкладывай свое видение. А то меня все завтраками кормят. Как мне руководить страной, не зная дороги вперед?
Анатолий малость опешил, его ведь фактически припёрли к стенке, но затем собрался. Это нужно не ему, а нужно всем. Стране, советским людям, человечеству.
— Во-первых, нам необходимо вылечить экономику. Натощак и песня не поется. Мы все-таки строим общество для людей. А люди хотят жить красиво. И слава богам, что научно-технический прогресс нам это позволяет.