Пропала, или Как влюбить в себя жену
Шрифт:
– Я только что заметил. Черт, он после падения стал кривым. Точно, влево косит. Нам надо к врачу, срочно, - приподнимается с корточек.
– Ты прав. Надо, - резко поднимаю руку, сжимая в ладони его член. Сильно сжимаю, даже я понимаю, что перебор.
– Тихо-тихо, нежнее.
– Если не поедешь туда, куда мы договаривались, я тебе его перекручу не только влево, но и вправо, так, что в итоге откручу и придется точно поехать к врачу, - зло проговариваю я и отпускаю ладонь.
– Не ожидал от тебя такого кощунства. Вот тебе и милая, нежная девочка Соня, - наигранно обиженным голосом произносит Глеб.
– А знаешь, мы похожи, -
– Ты напоминаешь сейчас меня перед походом к гинекологу. Что, страшно? Ну раз я расставила ноги перед незнакомой теткой, так и ты, будь добр, помойся, оденься и доставь свою задницу к Самойловым.
– Нет, София Викторовна, мне не страшно. Просто не хочется терять время на то, что мне не доставит никакого удовольствия и не принесет никакой пользы. А поход к врачу – это все же вынужденная мера, которая принесла не одну пользу. Но раз у тебя шило в заднице, то так уж и быть – я поеду, - совершенно серьезно произносит Бестужев, разворачиваясь ко мне задницей.
– Ну вот и замечательно, - удовлетворенно произношу я, вставая со стула.
– Я пока почешу Раду, а ты, будь так добр, мойся в темпе вальса. Мы и так опаздываем.
Глава 54
– Ты почему с пустыми руками? Я же просила взять голубую корзину.
– Хватит твоего торта, не хочу возвращаться, примета плохая, - вполне серьезно произносит Бестужев, застегивая ремень безопасности.
– Ладно, ты прав. Подержи торт, я схожу. В конце концов, я не за рулем, мне можно. Язык покажу перед выходом.
– Не надо никуда идти, у них до хрена детских вещей. Потом отдам Олегу лично.
– Нет, сиди тут, - ставлю торт Бестужеву на колени и выбираюсь из машины.
Все, что связано с машинами выводит меня из себя. Возможно, я самая трусливая особа на свете, но я терпеть не могу, когда мы едем на авто. Хуже всего, что без нее никак. И неважно кто водитель. Слова Веры о том, что она потеряла своих мужчин именно из-за машин и по сей день отравляют мое сознание. И ведь понимаю, что без машины никак, Глеб каждый день мотается туда-сюда.
Беру корзинку, возвращаюсь в машину и ставлю подарок на заднее сиденье.
– Фух, я вспотела. Пипец жара, - сажусь на свое место, забирая торт к себе на колени.
– Вспотела, так пошли мыться. Я не терплю потных женщин.
– У меня эко-пот, не волнуйся. Он не вонючий.
– Ну раз эко, то так уж и быть потерплю тебя.
– Заводи машину, Глеб, - строго произношу я, испепеляя его взглядом.
Чувствую себя злой, дотошной мамашей, заставляющей своего непослушного сынулю съесть кашу, а в нашем случае – поехать к ребенку. Просто к ребенку! Бесит. Просто дико раздражает его нежелание.
Всю дорогу мы проехали молча. Не знаю, о чем думал Бестужев – скорее всего о том, как сбежать или сломать ногу по пути. Однако ничего этого я ему сделать не позволила. Единственный затык – это лестничный пролет на пути к Самойловым. Это тоже для меня проблема. Но я строго-настрого запретила Глебу поднимать меня на руки, сразу после случая с разбитым носом. Сама. Все сама. Так велит Оля, да и я сама с ней солидарна. Долго, но сама. Хотя, если быть честной, иногда очень хочется на руки. Привычка все же.
Если бы у меня была возможность запечатлеть непроницаемое, похренестическое лицо Бестужева, при разговорах о самом ребенке, да и при умилении им, я бы с радостью этим воспользовалась. Но мои руки
– А почему на нем нет подгузника?
– спрашиваю я.
– А мы его одеваем только тогда, когда куда-то едем. Это же вредно для мальчиков, парниковый эффект, яички преют, а в будущем это грозит бесплодием.
– Во-первых, надеваем, Варя, - откладывая телефон в сторону, неожиданно произносит Глеб.
– Во-вторых, это все редкостная херня. Максимум, что будет от подгузников – это опрелости. Но если ребенку его вовремя менять, то ничего ему не грозит. Более того, если ты внимательно посмотришь на упаковку от одноразовых трусов и подгузников, то увидишь, что они обладают впитывающим эффектом, поглощают влагу, а не накапливают ее по типу парника. И да, по поводу херни, то есть бесплодия. За выработку тестостерона отвечают клетки Лейдига, которые находятся в тех самых яичках вашего Ярослава. Однако до восьми лет они практически не работают и становятся активными только в преддверии полового созревания. Даже если чисто теоретически предположить, что температура в грязном подгузнике вашего Ярослава достигает температуры сорока пяти градусов, то ему на это по хрен, потому что нельзя навредить тому, чего нет. А вот если ваш Ярик вдруг станет любителем поносить подгузники в лет так десять, то да, некоторые проблемы все же будут. Но бесплодным он все равно не станет. Просто его сперматозоиды будут обладать меньшей скоростью при передвижении. Вот и все, - на одном дыхании произносит Бестужев, а после, как ни в чем не бывало, отпивает из стакана воду.
– Спасибо за пояснение, будем знать, - растерянно бросает Варя.
– Всегда пожалуйста.
Нет слов, остались только звуки. Я уже забыла каким колким он может быть. И вроде бы не сказал ничего оскорбительного, но при этом выглядело это, мягко говоря, некрасиво. Всезнайка хренов. Когда только о детях мог узнать?
– Давайте выпьем чай? Как раз попробуем Сонин торт, - предлагает Варя, вставая с дивана.
– Давай, - все еще растерянно произношу я.
– Мне, пожалуйста, кофе, - просит вполне себе доброжелательно Бестужев.
– Олег, пойдем поможешь мне все принести, - зовет своего мужа Варя.
– А ты не боишься оставлять меня с ним одну?
– уже у двери обращаюсь к Варе, переводя взгляд на малыша в моих руках.
– Набирайся опыта, - подмигивает мне, оставляя нас с Глебом наедине. Перевожу на него взгляд и только спустя несколько секунд он поворачивается ко мне.
– Ты что-то хочешь мне сказать, Соня?
– Да. Сядь поближе ко мне, пожалуйста.
– И без того душно. Здесь ужасная вентиляция и повышенная влажность. Не хочу.
– Пожалуйста, - как можно спокойнее произношу я.
– Зачем?
– вставая с кресла, интересуется Бестужев, смотря на меня. И тем не менее садится рядом.
– Хочу, чтобы ты посидел со мной. Тебе нравится Ярослав?
– Тебе честно или приятно?
– О, Господи. Давай честно.
– Страшненький. Хорошо, что мальчик. В жизни будет легче устроиться.
– Знаешь что?!
– Знаю. Он некрасивый, Соня. Что бы ты мне сейчас ни говорила. Не отрицаю возможности, что в будущем он станет симпатичным, дети меняются. Но я не обязан говорить какой перед нами красивый ребенок, если он для меня таковым не является. И умиляться чужим детям я тоже не обязан. Однако я не говорю Варе и Олегу о том, что их ребенок страшненький из уважения к ним. Кстати, ты чувствуешь запах?