Пропала, или Как влюбить в себя жену

Юнина Наталья

Как только вся его команда садится в машину, он резко переводит на меня взгляд.

– Ну что? Ах да, ты меня ненавидишь. Точно… камеры!
– многозначительно произносит Бестужев, уже без бесячей улыбки на лице.
– Это же очень важная тема. Надо бы за что-то зацепиться, да, Сонечка?
– вкрадчиво произносит мое имя, подходя ко мне ближе.

– Причем тут камеры?

– Да, действительно причем? Не спала, ждала меня, чтобы поскорее услышать какое же я брехливое чмо. Установил их, а ты ни слухом, ни духом.

– Ты совсем дурак что ли?!
– в очередной раз закипаю, борясь с желанием снова его ударить.

– Да. Дурак. Сдурел, когда встретил тебя. Без шуток. Реально сдурел, -

кивает в такт своим словам.
– Ну давай, говори, как ты меня ненавидишь за то, что нарушил твое личное пространство. Да вообще можешь много что говорить. Был бы повод. Так не терпелось, что аж на встречу приехала, отчитать за камеры.

– Ты не дурак, ты идиот!
– вскрикиваю я.
– Я забыть забыла про твои сраные камеры. И знаю, что ты их поставил недавно, когда я упала, и уж точно за мной не следил. А вообще засунь себе их в жопу! Напоминание об их находке было лишь предлогом, чтобы поговорить. Я заставила поехать сюда твою долбаную охрану и поехала вместе с ними только для того, чтобы убедиться, что ты жив. А ты… ты даже не сел в такси, о чем я просила дважды. Так бы и сидел в своей машине всю ночь. И так тебе и надо было бы. Ты… ты… ненавижу тебя!
– снова толкаю его в грудь, но сейчас Бестужев даже не шевельнулся, а вот я еле устояла на ногах. От бессилия снова толкаю его в плечо, только уже одной рукой. Снова и снова. До тех пор, пока Глеб не перехватывает мою руку.

– Так переживала обо мне?

– Еще чего! Больно ты мне нужен, - в очередной раз взрываюсь, истерично вскрикивая.

– Совсем не нужен?
– приподнимая брови, интересуется Бестужев.

– Совсем.

– А чего тогда плачешь сейчас?

– Хочу и плачу!
– самое удивительное, что я даже не поняла, что противные слезы вновь текут по щекам.

– А что еще хочешь?
– наклоняется к моему лицу, вытирая тыльной стороной ладони слезы на моих щеках, при этом продолжает удерживать меня за руку.

– Чтобы ты не умирал, - всхлипывая, произношу я после значительной паузы. Представляю как убого со стороны выглядят мои слова. Но ничего не могу с собой поделать. И так горько становится от очередного бессилия и невозможности с легкостью произнести все, что хочется.
– Не так все должно было быть. Это неправда. В смысле, я не ненавижу тебя, - Глеб отпускает мою руку, и я тут же тянусь смахнуть с лица жгучие слезы.
– Ты просто мне все нервы вытрепал за один вечер. Вроде бы ничего не сделал. На расстоянии, а вытрепал всю. Мне кажется, я поседела, - опускаю взгляд вниз, задерживаясь на своих ногах. Кажется, еще чуть-чуть и рухну.
– И ты мне нужен. Очень-очень нужен, - вновь поднимаю взгляд на его лицо.
– И что бы ты там ни думал, я тебя люблю. Тебя, - вновь повторяю я.
– И говорю это не для того, чтобы ты дал добро на детей. Я сегодня много думала после твоего отъезда и поняла, что ты не можешь их иметь. И специально так себя ведешь, чтобы я ни о чем не догадалась. Так что я говорю это не для того, чтобы ты заделал мне ребенка. Просто так есть. Не знаю почему у меня не получается говорить о таких вещах легко, как у других, но это правда. Я тебя люблю. Ногами клянусь.

– Не мизинцами?
– так серьезно произносит Бестужев, что на мгновение я теряюсь от его проницательного взгляда.

– Ногами.

– Ну, ты же понимаешь серьезность своих слов, да?

– Да! Не знаю почему, но, мне кажется, я их плохо чувствую, - опускаю взгляд на свои ноги.
– Но это от того, что долго стою.

– Вот тебе и клятва, бесстыжая девчонка, - усмехается Глеб, поднимает меня и закидывает к себе на плечо попой вверх. Какое-то мгновение и я оказываюсь на капоте его машины.
– Точно любишь?

– Точно.

– Повтори, - грубо произносит Бестужев.
– Бог любит троицу.

А было дважды.

– В смысле? Ты что, считаешь что ли?!

– Да.

– Знаешь, это очень странно для мужчины.

– Повтори, - с нажимом добавляет он.

– Да люблю я тебя, дурак.

– Даже несмотря на мое бесплодие?

– Да. Знаешь что, ты меня начинаешь уже выводить из себя, - вполне серьезно произношу я.

– Зато ты уже не плачешь.

– Это такая психотерапия?

– Нет. Это просто желание лишний раз убедиться в твоих словах. Ну раз точно любишь, то как-то некрасиво оставлять тебя в неведении. Но помни, что ты поклялась своими ногами.

– Ты о чем сейчас?

– О твоей речи. Мне было бы выгодно на все сто процентов согласиться с ней и жить себе припеваючи, однако совесть задушит со временем. Не знаю откуда у тебя убежденность, что я поставил камеры тогда, когда ты упала. Это не так. Камеры были с первого дня твоего пребывания в доме. Я пялился на тебя, находясь на работе, почти каждый день, ровно до того момента, пока не получил вазой по башке. Только тогда у меня мозги встали на место, и я осознал, что с этим надо что-то делать. Я смотрел в экран, прикрываясь заботой о тебе, на самом же деле, я просто хотел на тебя смотреть. Была бы моя воля – двадцать четыре часа в сутки. Ты сейчас думаешь, что я херов извращенец, но это не так. Я не видел ничего такого, о чем бы тебе следовало переживать. У меня не было цели дрочить при виде твоего обнаженного тела. Членом клянусь. Ты все еще любишь меня, Соня?
– хотелось бы посмеяться, так ведь не смешно. Глеб – не шутит. Он очень даже серьезен. И то, с какой силой он сжимает обеими руками мою талию это только подтверждает.

– Ты в курсе, что ты маньяк?
– после значительной паузы наконец произношу я, обхватывая его лицо обеими ладонями.

– В курсе. Суть в том, что твой личный, а не бесхозный. На вопрос ответь.

– Какой вопрос? О, Господи. Ты что глухой?
– вдруг доходит до меня.

– Нет. Я не услышал ответа.

– Да!

– Что-то неискренне.

– Хватит!
– зло бросаю я, сильнее сжимая в ладонях его лицо.

И сама того не ожидая, впиваюсь жадным поцелуем в его губы. Бестужев вряд ли ожидал от меня таких действий, однако тут же впускает мой язык в свой рот, включаясь в поцелуй. Мы целуемся так, как будто не виделись целую вечность. Жадно. Мокро. Как сумасшедшие. Ну и по фиг. Дыхания не хватает то ли от недавних слез, то ли от того, что мы не отрываемся друг о друга. Сама того не осознавая, начала блуждать руками по его рубашке. На каком-то автомате нащупываю чертовы пуговицы и начинаю их расстегивать. Несмотря на непослушные пальцы, удается мне это легко. Стыдно признаться, но меня это заводит.

– Мы на улице, - еле бормочу ему в губы, справляясь с последней пуговицей.

– В темном лесу. Пофиг.

– Зато ты наконец-то первый полуголый, - радостно произношу я, проводя ладонями по его груди.

– Это ненадолго, - парирует в ответ, кусая меня за нижнюю губу. Отстраняется и моментально стягивает лямки моего летнего платья.
– Вот не к месту лифчик. Когда надо – не одеваешь, когда не надо – пожалуйста, - ворчит Глеб, высвобождая мои руки из платья.

– Надеваешь, - смеюсь ему в губы.

– Черт, бес попутал, - шепчет мне в шею, жаля кожу голодными поцелуями, при этом приспускает лифчик вниз, освобождая грудь.

– А нас точно никто не увидит?
– растерянно бормочу я, наблюдая за тем, как Бестужев отрывается от моей шеи и наклоняется к груди.

– Я тебя собой прикрою. И если спросят, скажу, что это все мое. Исключительно мое, - грубо сжимает обеими руками грудь, лаская между пальцев до сладкой боли соски. Обожаю, когда он так делает. И для Глеба это уже давно не секрет.