Пропавшие без вести
Шрифт:
— Глупый риск! Первобытная пища здоровее всего.
Друзья разрядили часть автоматных патронов, отсыпали из каждого по половинке заряда, чтобы выстрел был тише, и с ближнего расстояния охотились, считая за дичь и грачей, и ворон, и галок.
Опасаясь производить лишний выстрел, они оба стали снайперами автоматной стрельбы.
— Вот бы фашистов так! — говорил Сергей, подбирая грача с отстреленной напрочь головой…
За месяц пути они всего четырежды воспользовались ночлегом в домах. Полученную от одного
Идти теперь было тяжелее, потому что жадный до оружия Сергей не хотел расстаться ни с одним из своих трофеев.
И вот они подошли к тому заветному селу, от которого оба несли в памяти образ бесстрашной женщины, поившей пленных водою…
Спрятав в укромном месте лишнее оружие, целый день лежали Бурнин и Сергей на задах огородов, наблюдая жизнь оккупированного селения. Отсюда, с пригорочка, из-за кустов, было видно довольно широко во все стороны.
Солдат в селе, казалось, было немного, еще меньше жителей. У школы, у церкви, у сельсовета стояли посты. По главной улице взад и вперед бродили ленивые патрули. У въезда и выезда из села торчали регулировщики. Изредка проходили грузовые и легковые машины. Совсем уж редко, скрипя, тянулись конные подводы с местными жителями. Не слышно было ни кудахтанья, ни лая собак, ни мычания коров — обычных звуков деревни.
Неподалеку от беглецов, не разгибая спины, одинокая женщина молча полола огородные грядки. Она приближалась к ним медленно, не менее часа.
Лежа в крапиве, под тенью куста бузины, разукрашенного алыми гроздьями, разморенные зноем, оба молчали, пока женщина не оказалась почти рядом.
— Тетенька, виду не подавай, что голос услышала, щипли себе травку, щипли, как щипала, — сказал Бурнин.
«Тетенька» не подала никакого знака и продолжала полоть.
— Мы, тетенька, люди из плена. Нам заходить в село страшно, а надо. В какую избу без опаски можно?
— А ни в какую нельзя, всюду немцы. С ума вы сошли! Зима ныне, что ли! Я сама-то в избу не хожу, — ответила женщина, продолжая полоть и не подняв головы.
— А Катя, учительница, жива еще, тетя? — спросил Бурнин.
— Я почем знаю…
— А в селе ее нету?
— Давно не стало, — сказала женщина, не оставляя своей работы.
— Тетя, если вы нас продадите фашистам, то мы вас расстреляем. Смотрите, у нас автоматы…
Женщина оглянулась на ствол, торчавший из бузины.
— Дурак ты, я вижу, — равнодушно обронила она и отвернулась.
— Мы, тетя, прошли далеко. Это он притомился и оттого подурел, а так он ничего, — как бы прося извинения за друга, сказал Бурнин. — Вы все-таки Кате скажите, что от доктора Миши Варакина мы ей низкий поклон принесли, от Михайлы Степановича…
— А где сам-то Миша? — живее спросила та.
— Миша там, где нас нету. В плену остался. А вы его знаете?
—
— Сумеете Кате сказать?
— Не знаю… — смягчилась женщина. — Может, сумею. А вы тут, ребята, лежите, под бузиной, никуда ни шагу! Вам отсюда все будет видно, а вас — никому. Позиция важная, прямо сказать… — Женщина осеклась и замолчала…
Она поднялась с междурядья, нарвала возле изгороди целый сноп крапивы, повернулась к ним и оказалась довольно еще молодой. Подойдя к кустам бузины, она бросила наземь крапиву, рассмотрев при этом и Бурнина и Сергея, заключила:
— Только свои по этой стежке приходят. Лежите. Я ей пошлю сказать…
Уже в темноте хозяйка принесла им горячей картошки, молока в бутылке и небольшой кусок сала.
— Ей нынче сюда нельзя. Сойдите сами туда вон, к лодочной переправе, — указала она рукой. — На рассвете женщина будет белье полоскать в реке, она отведет, к кому надо…
— А Катя? — разочарованно произнес Бурнин.
— Ведь эка настырный — Катя да Катя!.. Ты слушай, чего говорю: полежали — и будет. Теперь ступайте…
Оказалось, что полоскала белье сама Катя. Они оба сразу ее узнали. Бурнин подошел и сказал условное слово, названное вчерашней знакомой.
— Отойдите вон в те кусты, — отозвалась она, не взглянув. — Там будет спокойней.
Она дополоскала белье, неторопливо отжала, сложила в корзину и, сильным движением поставив ее на плечо, пошла развешивать на веревку возле хижинки перевозчика.
Бурнин и Сергей поджидали ее на опушке. Катя присела с ними рядом в траву.
— Издалека ли? — спросила она.
Они назвали свой лагерь.
— Думали, скоро дойдем, а шли больше месяца! — сказал Сергей.
— Зато и ушли вон куда!
— Вам поклон от доктора Миши Варакина. Гнали в плен — он узнал вас возле колодца, — добавил Бурнин.
— А сам он где же? — спросила Катя.
— Не успел бежать, угнали в Германию.
— А вы куда помышляете?
— На Большую землю, на фронт. Куда же!
— Ну, мало ли… Кто ведь и в партизаны идет, здесь дерется… Все равно сначала идемте со мной. День придется в болоте пересидеть…
— У нас оружия много тут, надо с собой захватить, — возразил Сергей.
— Как хотите. Можно сказать, где спрятали, ребята и сами возьмут, — просто предложила она.
Но Сергею хотелось взять все с собою. Ведь это были их собственные трофеи! Они подобрали все и между кустами скользнули в лес. Однако едва прошли они, крадучись и пригибаясь, каких-нибудь сто шагов между можжевёлом и мелким ельником, как Катя шепотом скомандовала: «Ложись!» — и упала в траву.
— Немцы! — так же шепотом пояснила она. — Стрелять здесь нельзя: их две роты в селе. Я пойду уведу их, а вы тут лежите. Ничего, пусть за мною идут.