Пропавшие без вести
Шрифт:
— Лидушка! — окликнула комендантша. — Тебя, тебя зову! Романюк! Тебе Митя Шиков прислал посылочку!
Людмила выкрикнула это нарочито громко, на весь барак, чтобы скорее всем сообщить сенсацию. В ее голосе слышалось торжество. Замкнутая и, казалось, надменная Лида, державшаяся особняком, вызывала уважение женщин. Иные молоденькие девушки даже звали ее на «вы» и по отчеству — Лидией Степановной. Это тревожило Людмилу, рождало в ней ревнивое чувство, лишая ее бесспорного первенства. Теперь
— Вы Людмилу остерегайтесь, — как-то предупредила Лиду тихая длиннокосая санитарка Наташа. — Про нее есть неважный слушок: муж у нее был политрук в редакции дивгазеты, в плен попал раненым, а она его продала фашистам. Понимаете — мужа родного!
— Птицу знать по полету! — брезгливо ответила Лида, и с Людмилой она не говорила совсем…
— Лидка, иди возьми передачку! — с настойчивой фамильярностью повторила Людмила. — Митя Шиков тебе прислал!
— Я его не просила, — холодно ответила Романюк.
— А он сам догадался! — ласково усмехнувшись, сказал Бронислав. — Ты, дочка, бери, не стесняйся! Не назад мне нести.
— Говорю, мне не надо, — решительно возразила Лида.
— Да будет ломаться-то, Лидка. Дают — и бери! — внезапно встряла Машута, за удалью восклицания стараясь скрыть горечь обиды на Шикова.
Она не завидовала. Добрая по натуре, она поделилась бы едой с Лидой, как и с другими. Но ей стало обидно, что Митька прислал свой подарок не ей…
— Бери сама, коли хочешь, — бросила Лида Машуте.
— Дорожишься?! — злобно воскликнула Людмила. — Я дура! Думаешь, он тебе кланяться станет?! Другую найдет. Пожалеешь!.. Девки! Иди угощаться!
Вокруг передачи Шикова живо собрался кружок голодных.
Назавтра Шиков, придя на вечернюю проверку в женский барак, поклонился особо Лиде.
— Здравствуйте, Лида. За что вы меня обижаете? — скромно сказал он.
— Я вас не знаю. За что же мне вас обижать? — холодно возразила Романюк.
— Не знаете, а обижаете. Вот и несправедливо! Я к вам попозже зайду познакомиться лучше, кое-что принесу, — сказал он, уходя.
— Ничего не носите, не нужно, — настойчиво ответила Лида.
— Соколиха какая нашлась! — воскликнула Анюта Курчавая.
— Чистоплюйка какая сознательная! — злобно выкрикнула соседка Людмилы Маргошка. — Должно быть, мы все с вами, девки, навоз! Митя! Митя! Ты товарец себе присмотрел дорогой, не ту цену даешь!
И Маргошка добавила замысловатую, длинную ругань.
Комендантша взглянула на Лиду и на Маргошку и усмехнулась, предвкушая жестокую схватку.
Но Романюк спокойно пожала плечами.
— Эх,
— Чего мне стыдиться? Не барышня! — запальчиво продолжала Маргошка. — Вы ведь небось благородных родителей дочка? Папаша у вас, должно быть, профессор?! — ломаясь, выкрикнула она.
— Мой отец каменщик, на стройках работает. И я комсомолкой работала с ним, — ответила Лида.
— Пря-ямо! Поверим, что ты кирпичи таскала! — усмехнулась Анюта Курчавая.
— А я кирпичей не таскала, я крановщицей была, краном их подавала, — спокойно сказала Лида.
…Шиков пришел еще раз, когда Лида уже спала. Он сел к ней на койку и провел по спине ладонью.
— Кто тут? — вскинулась в темноте Романюк.
— Я, Дмитрий, — шепнул он, низко склонившись и положив к ее изголовью какой-то сверток.
— Встать с койки! — на весь барак крикнула Лида.
— Ну, попомнишь ты! — шепнул Шиков с угрозой. — Ах, это я к вам попал, дамочка?! — так, чтобы слышали все, громко выкрикнул он. — Извиняюсь, я в темноте не по возрасту затесался! Я думал, тут кто из молоденьких! Машута, где ты? Ау-у! — позвал он шутливо.
— Иди ты!.. Раньше было бы звать Машуту… Опоздали вы, господин комендант! — сдавленным голосом ответила Маша
— Митя! Иди ко мне! — позвала Маргошка…
…И хотя Шиков больше не сделал поползновений к сближению с Лидой, Машута в ревности не могла простить, что Митька Шиков ей оказал предпочтение. Маше так хотелось задеть, уколоть, обидно чем-нибудь упрекнуть невольную соперницу, однако повода не было, и вместе с неприязнью Маша испытывала к Романюк невольное уважение.
От безделья как-то Машута придумала особый род озорства: на утренней поверке, когда в барак заходили немцы — солдат и унтер, «отмачивать» вслух по их адресу самые заковыристые, непристойные словечки, пользуясь их незнанием русского языка. Марго, Анюта Курчавая и некоторые другие подхватили эту забаву, и все на поверках едва удерживались от хохота…
— Дрянь! Позоришь советских женщин! — прикрикнула на Машуту возмущенная Лидия.
— Да брось ты! Чего немчура понимает! — не унимаясь, возразила Машута.
— Ничего, кроме матерных слов, — ответила Романюк. — Ни «здравствуй», ни «извини» по-русски немец не знает, а поганую ругань всю давно изучил через ваших дружков!
— А ты хочешь быть лучше нас всех?! Скажите, анютина глазка какая! — взъелась Маргошка.
— Дуры! Я не хочу, чтобы немцы могли говорить, что советские женщины все проститутки. Мне не за вас, а за честных обидно. Достоинства женского нет в вас. Позоритесь! Перед кем?!