Пропавшие без вести
Шрифт:
— Разом! Взяли!
Рельс не хотел поддаваться.
— Еще, что ли, где костыли? — проворчал Никита.
— Не волнуйся. Так только силы хуже теряем… Давай кончать с обходчиком и собакой.
— Может, успеем еще. Попробуем вверх — и в сторону…
— Взяли…
Едва приметный, замаскированный свет паровоза замаячил вдали.
— Взяли!..
Оба навалились на лом. Рельс поддался, но сорвался и со звоном упал назад, на домкрат. Послышался крик обходчика.
— Дай ключ, я убью собаку. Где ключ? — прохрипел Генька.
— Он возле тебя.
Генька,
Обходчик с криком бежал, размахивая фонарем, — видно, сигналя машинисту. Поезд мчался ему навстречу.
— Беги! — крикнул Генька Батыгину. — Я ударю собаку — и за тобою. Беги!..
Никита бросился прочь с путей раньше, чем его осветил фонарь паровоза. Он отбежал не больше полусотни шагов, когда за его спиною почти одновременно раздался собачий лай, выстрел и все покрыл страшный, скрежещущий грохот… Взрыв озарил пашню, по которой мчался Никита. Он упал. Рев и грохот металла все продолжался, как неслыханно длинный раскат грома, смешанный с чудовищным змеиным шипением. Круша и ломая передние платформы, врезались друг в друга, взламывались вагоны, задние наседали на них. Никита представил себе, как они громоздятся горой, как коверкаются коробки вагонов — железные крыши, стойки, обшивка, лопаются оси, рессоры… Никита вскочил и опять бежал, проваливаясь в рыхлую пашню, и вдруг одновременно с новым ударом взрыва его что-то сильно толкнуло в спину.
«Убило!» — подумал он, падая. Но нет, не убило. Он слышал еще удары, крики… Догадался: «Меня свалила взрывная волна. Может настигнуть собака…» Вокруг него грузно падали, может быть, обломки платформ, осколки летели с воющим свистом. Все наполнилось едким дымом, перехватило дыхание. Никита хватал воздух жадно, как в приступе астмы. Еще и еще грохнули взрывы, сотрясая, казалось, всю землю… На какое-то время Батыгин, должно быть, терял создание. Когда очнулся, он различил крики множества голосов, свистки. Пламя пожара бушевало на полотне дороги. Но собаки возле него не было…
«Генька!.. Что же он? Где?» И только тут Батыгин подумал, что Генька, наверное, не смог отбежать с пути. Собачий лай, выстрел, грохот разбитого поезда, первый удар взрыва — все почти слилось воедино… И он догадался: Геньку настиг поезд; должно быть, разом — Геньку, обходчика и собаку…
«Как же так я его послушался и побежал? Ведь мы условились, что командир группы — я! — подумал Батыгин. — Генька нарочно остался!. .» —вдруг понял он.
В полутора сотнях метров от того места, где упал и лежал Батыгин, через пашню, тревожно перекликаясь, бежали десятки немцев, — может быть, из ближней деревни, — к месту крушения…
Батыгин, задыхаясь от напряжения, пополз по рыхлой, чуть влажной пашне в противоположную сторону. «Генька!.. Неужто он так и погиб? Неужто?!» Он достиг края пашни, выбрался на дорогу, встал, хотел побежать — ноги, однако, плохо держали. Впереди мелькнули огни машин. Никита бессильно свалился в кювет, в холодную воду. Мимо него пронеслись с яркими фарами пять санитарных машин в направлении станции. Еще днем друзья
Освеженный водой из канавы, Никита выбрался и зашагал, по его расчету, на запад, но должен был снова скользнуть в канаву: в сторону станции пронеслись четыре грузовика с солдатами, — должно быть, на разборку крушения. Потом замелькал десяток велосипедных фонариков. Потом прокатили мотоциклисты. Батыгин только собрался подняться, как от станции зашумел мотор. Мчался мотоциклист. Навстречу ему тоже блеснули огни машин.
Посигналив фарами, встречные остановились почти рядом с Батыгиным. Немцы переговаривались. Он понял только одно — сорок танков…
«Сорок танков! Паровоз, платформы, должно быть, снаряды… солдаты…» — думал Батыгин.
Машины разминулись. Мотоциклист помчался на запад, три легковые, — вероятно, с начальством, — к станции. В той и другой стороне на шоссе растаяли огоньки…
Радость от выполненной задачи ярко зажглась в сознании Батыгина и тотчас померкла:
«А что же Генька?.. Может быть, он там, раненый, ползет через пашню… Вдруг у него недостанет сил и его захватят!»
Никита выбрался из кювета и в мерцающей слабыми отсветами огня темноте повернул назад, к железной дороге, по только что пройденному пути. Но Геньки он не нашел…
Гибель Геньки, который почти в течение целой недели так и не появился в назначенном месте свидания с Батыгиным, была вне сомнений. Батыгина спасло от подозрений немцев именно то, что он был захвачен пять дней спустя и при этом значительно западнее места крушения поезда. Он сказал на допросе, что для верности бежал и пробирался по Германии в одиночку, однако в пути простудился и вынужден был лежать целых шестеро суток на том месте, где был схвачен жандармами и тут же на месте зверски избит.
Он отсидел три недели в тюрьме рабочего лагеря. За это время его хорошо подкормили, как всех подкармливали в тюрьме, и с диагнозом «туберкулез», полученным по его личной просьбе от врачей центрального рабочего лагеря, он прибыл, так сказать, «по назначению»…
Как однажды уже бежавший из лагеря, Никита был теперь на заметке у немцев. Он считал, что надо, не ожидая карантинного срока, снова бежать, но при этом сменить свой номер и имя.
— У меня ведь диагноз — туберкулез. Значит, мне сам фашистский бог указал на тот свет, — сказал он Муравьеву. — А я, знаешь, Михайло Семеныч, испробовал воли. Теперь не могу — хоть на проволоку кидайся!
— Поручение тебе дало Бюро, ты помнил его? — строго спросил Муравьев.
— Не удержались мы с Генькой, соблазн-то уж очень велик: поезда идут к фронту, а тут и домкрат, и ключ, и лом — все под рукой для людского соблазна. Ты, секретарь, комиссар, и то бы не удержался. А наше солдатское дело такое уж… Да, кто нам, Михайло Семеныч, скажет, что важнее и первее? Ведь партизанское дело в самой Германии!
Муравьев, соглашаясь в душе, промолчал.
— Пока напарника подберешь еще… Не один же ты, — сказал он.