Пропавшие без вести
Шрифт:
— Вот вам и самолет! Горит наш аэродром! — сокрушенно воскликнул Полянкин. — Накрыли, гады!
— А может, фашистский сбили, — возразил Михаил.
— Эх, товарищ военврач! — воскликнул Полянкин. — Я же ведь вижу — где. Сколько ездил!
Среди бушующего белого зарева начали грохать взрывы. Один, другой, третий…
— Бензобаки взорвались! — уверенно произнес Полянкин, словно он видел, что происходит на аэродроме. — Тут уж рядом, товарищ военврач, подъедем, узнаем, — предложил он. — Только не суждено вам сегодня лететь. Там все
Люстры давно были сбиты зенитными пулеметами, но пожар еще освещал лесную дорогу. Полянкин тронул машину вперед. Навстречу ехал мотоциклист. Задержался.
— На аэродром? — спросил он. — Накрыли. Капец! Пять самолетов стояло. Все как один… К вечеру «рама» летала. Был приказ еще через час нам на новую базу. Что бы нам на час поспешить! Вот всегда так! — с обидой сказал он.
— Раненым помощь нужна? Я врач, — сказал Варакин.
— Нет, там уже вывезли в госпиталь на санитарных…
Мотоциклист покатил своей дорогой.
— Значит, уж не судьба! А если бы мы поспешили, и нас бы с вами, товарищ военврач, — сказал философски Полянкин. — Судьба — она знает…
— Ну что же, назад?
— Получается так, конечно… В штабе укажут, где теперь будет новая база. А может, и по железной дороге, — утешал Полянкин своего пассажира. — Конечно, и поезда, бывает, бомбят. Ну, а все-таки на земле оно как-то вернее. А может быть, мне прикажут свезти. Я как-то ездил в августе…
Мелкий дождь перешел в ливень. Уже брезжил рассвет, когда они забуксовали на топкой дороге и, как назло, не оказалось ни попутных, ни встречных машин.
Пришлось вдвоем в темноте подмащивать гать, подсовывать под колеса сучья. Глина чвакала и скользила. Плащ-палатка мешала рубить деревья. Шинель пахла кислятиной. «Точно дедовы валенки после охоты на печке», — вспомнил Варакин.
Наконец, уже утром, они выбрались из проклятой топи.
Фронт грохотал несмолкающей канонадой.
Но утро настало ясное, и над дорогой помчались фашистские самолеты. Черт знает, сколько их было! Изменив своему обычаю, они скользили не только над основным шоссе, но, должно быть, прочесывали вокруг проселки и лесные просеки, поливая свинцом все, что могли заметить в прогалах между деревьями.
Издали, с фронта, весь день доносились как бы раскаты страшной грозы. Машину пришлось маскировать от самолетов под поредевшими желтыми кронами леса.
Вечером все же они добрались до села, оставленного накануне, но штаба армии здесь уже не было, не осталось и тех, кто мог указать его новое место, — село было сожжено, изрыто воронками крупных авиабомб. Не было и дома, где стояли Бурнин и Полянкин; может быть, и Клава с Лизой погибли вместе с родителями, а может, и укатили со штабом… На дороге стоял разбитый штабной пикап, забрызганный кровью. Возле него свежий холмик. Кто под этим холмом? Может быть, шофер Андрюша, товарищ Полянкина, или Анатолий Бурнин? Может быть, тот майор, который выдал вчера бумаги?..
— Что же мы будем делать, Полянкин?
— А может, товарищ военврач, лучше нам по ночному делу до контрольно-пропускного пункта податься? — возразил водитель. — Вон ведь как гукает всюду, слышите? Вдруг, не дай бог, наступление фашисты открыли!..
— Пожалуй, в дорожных делах вы опытнее и знаете лучше, — согласился Варакин.
Он и так удивлялся умению шофера видеть ночью терявшуюся во мраке дорогу.
Они поехали и даже сквозь рокот мотора и дребезжание расшатанного кузова машины все время слышали разрывы авиабомб, пальбу зенитных орудий, а в небе видели непрерывные отблески оранжевых зарев и белые, скользящие в тучах щупальца прожекторов. Временами дорога выступала черной полосой в красноватой тьме, но ни машин, ни людей навстречу не попадалось.
— Сейчас доберемся до контрольно-пропускного, там обо всем и расспросим, — подбодрил себя и врача Полянкин.
Несколько минут он вел машину замедленно, часто подавая сигналы, но вскоре остановился и заглушил мотор.
— Пост снят, — тревожно сказал он.
На перекрестке было тихо. Оба выбрались из кабины. Стояла холодная ночь. Доносились раскаты отдаленной артиллерийской стрельбы. Вокруг чернели кустарники, мелколесье. Позади небо светилось заревами пожаров, стрелами прожекторов, лихорадочно частым миганием орудийной пальбы. И вдруг не так далеко, километров, может быть, за пять, а то и за три, с их тыла, послышался треск пулеметов, винтовочная стрельба, взлетело несколько белых, красных и зеленых ракет. Пушка ударила где-то за лесом, показалось — недалеко. Помолчала и снова ударила, помолчала — и снова…
— А ведь это противотанковая бьет, — сказал Варакин.
С той же стороны опять долетело до слуха нервное татаканье пулеметов.
— Может, мы сбились? — предположил Варакин.
— Что вы, товарищ военврач третьего ранга! Я ведь тут уж два месяца езжу, — уверенно возразил Полянкин. — Не хочу вас тревожить напрасно, а только, по-моему, фронт приблизился к нам, и намного!
— Да когда же это могло случиться?..
— Должно быть, за эти сутки. Не к ночи будь сказано — не заехать бы нам к фашистам! — высказался шофер. — Либо давайте стоять до утра, а не то — на восток. Ведь машин-то совсем на дороге не стало, вот диво!
— А далеко отсюда до моего госпиталя? — осторожно спросил Варакин.
— Всего километров восемь, да как раз ведь туда! — Полянкин указал в сторону пулеметной стрельбы. У Варакина по спине пробежал холодок.
— Ну давай подаваться к востоку. Ждать все-таки хуже, чем догонять, — принял решение Варакин. — Ведь черт его знает, чего мы дождемся! Может быть, правда… какие-нибудь события…
Полянкин повел машину осторожно в непроглядной ночи. Он то и дело глушил мотор, останавливался и слушал. Они проехали опустелую, немую, слепую деревню. Ни людей, ни собак… Снова ехали лесом.