Пропавшие девушки Парижа
Шрифт:
Потом начала отбивать сообщение телеграфным ключом. Она несколько недель училась набирать буквы азбукой Морзе и практиковалась так много, что морзянка ей даже снилась. Но ей до сих пор не удавалось печатать быстро, гладко и без ошибок, как это требовалось в реальной обстановке.
Однако работа с приемопередатчиком заключалась не только в кодировании и владении азбукой Морзе. Буквально в первые дни учебы инструктор по радиосвязи, молодой лейтенант, откомандированный УСО из Блетчли-парка, отвел Мари в сторону.
– Мы должны зафиксировать ваш
– Не понимаю.
– Видите ли, приемопередатчики взаимозаменяемы: если у кого-то есть катушки и кварцевые резонаторы, он всегда сумеет выйти в эфир. Любой, кому удастся раздобыть эти элементы, сможет вести радиообмен. Если донесение пришло действительно от вас, в штаб-квартире это смогут определить только по вашим личным проверочным кодам и почерку. Начнем с почерка, – продолжал инструктор. – Набейте мне сообщение о погоде.
– Незашифрованное?
– Да, просто наберите. – Его просьба Мари показалась странной, но она без лишних слов отстучала строчку о том, как быстро здесь меняется погода: то ураганные ветры, то яркое солнце. Потом подняла на него глаза. – Продолжайте. Пишите о чем угодно, кроме личных данных. Текст должен состоять из нескольких строк, чтобы мы могли идентифицировать ваш почерк.
Озадаченная, Мари повиновалась.
– Вот, пожалуйста, – сказала она, заполнив страницу чепухой – рассказом о том, как минувшей весной неожиданно разразилась метель, похоронившая под снегом цветущие нарциссы.
Набранный ею текст распечатал телетайп, стоявший в передней части аудитории. Инструктор взял распечатку и показал ей.
– Видите, вот это ваш почерк: вы давите на первую часть слова, делаете длинные паузы между предложениями.
– И вы определили это всего по одному сообщению?
– Да, хотя для сравнения у нас есть другие ваши учебные тексты. – До той минуты Мари не задумывалась о том, что на нее ведут досье, хотя, конечно же, определенный смысл в этом был. – Но, в принципе, от сеанса к сеансу почерк не меняется. Ваш почерк столь же уникален, как ваша манера письма или подпись; по нему определяют, что радиограмму передали вы, и никто другой. Сила удара по телеграфному ключу, время и расстояние между буквами создают особенности индивидуального стиля. У каждого радиста свой собственный неповторимый почерк, по которому мы определяем, что вы – это вы.
– Могу я чуть изменить свой почерк, чтобы подать сигнал, если что-то пошло не так?
– Нет, очень трудно радировать в несвойственном тебе стиле. К примеру, вы ведь, когда пишите, не думаете, какую манеру письма избрать. Пишите, и все. И если захотите написать что-то в неузнаваемой манере, вам придется использовать недоминантную руку. То же самое с почерком радиста: вы вырабатываете его неосознанно и изменить не можете. Но если что-то пойдет не так, сигнал можно подать другим способом. Для этого существуют личные проверочные коды.
И инструктор принялся объяснять, что каждый агент имеет личный проверочный код. Это – некая аномалия в
– Немцам известно, что мы используем проверочные коды, и они попытаются выведать у вас ваш код. На допросе вы можете выдать им свой «обманный код». – Представив себя на допросе, Мари внутренне содрогнулась. – Однако подлинность сообщения подтверждает именно второй – настоящий – код. Вот его вы не должны выдавать ни при каких обстоятельствах.
Мари завершила свой повторный тест, убедившись, что включила в передаваемый текст и обманный код, и настоящий. Затем обернулась. Элеонора сидела на том же месте в углу и, как ей показалось, наблюдала только за ней. Подавив чувство неловкости, Мари начала выполнять задание с доски. Работая с более длинным текстом и новым шифровальным ключом, что был напечатан на другом шелковом лоскутке, она постепенно набирала темп и спустя пять минут закончила набивать сообщение. Довольная собой, она подняла голову.
Элеонора вырвала из телетайпа распечатку текста Мари и решительным шагом подошла к ней. Вид у нее был сердитый.
– Нет, так не пойдет! – заявила Элеонора раздраженным тоном, чем немало озадачила Мари: ведь она все сделала абсолютно правильно. – Вы должны не просто стучать телеграфным ключом, как по клавишам пианино. Этого недостаточно. Ваша задача – осуществлять радиообмен и «говорить» естественно, чтобы был слышен ваш индивидуальный «голос».
Мари хотела возразить, сказать, что именно это она и сделала, или хотя бы спросить, что конкретно Элеонора имеет в виду. Но та, не давая ей опомниться, выдернула из рации телеграфный ключ.
– Зачем это?! – воскликнула Мари. Не отвечая, Элеонора взяла отвертку и стала дальше демонтировать приемопередатчик, раздирая его на части с такой свирепостью, что болты и шурупы отлетали на пол, закатываясь под столы. Остальные девушки наблюдали за ней в ошеломленном молчании. Даже инструктор опешил.
– О! – вскричала Мари, хватаясь за разобранные части. В этот момент она на физическом уровне ощутила свою тесную связь с рацией, на которой она работала со дня прибытия в учебный центр.
– Мало уметь работать с рацией, – надменно произнесла Элеонора. – Вы должны научиться ремонтировать ее, собирать с нуля. У вас десять минут на то, чтобы собрать приемопередатчик. – И Элеонора удалилась. А Мари захлестнул гнев. Элеонора не просто наказывала ее за недавний порыв в столовой; она стремилась вывести ее из строя.
Мари смотрела на демонтированные компоненты приемопередатчика и пыталась вспомнить инструкцию, которую она заучивала на первых занятиях по радиосвязи, пыталась представить в своем воображении нутро рации. И не могла.