Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома
Шрифт:
Он положил часы на вытертый до блеска дубовый прилавок, прошел в глубь закутка, кряхтя нагнулся — там стояла старая этажерка с ящиками, инструментами, деталями, а на нижней ее полке я заметил стопку журналов. Старик вынул один из середины, провел пальцев по белесой наклейке.
— Нет, раньше, — сказал он, вставил журнал назад и вытащил другой. — Вот, то, что надо.
Это была канцелярская книга с красной дерматиновой обложкой. Сверху я заметил наклейку с цифрой «1997».
Он подошел к прилавку, пролистал журнал до середины. Откинул пару страниц, потом снова вернулся.
—
— Стойте! — воскликнула Света. — А я? Я же за ним сразу стояла, — она кивнула в мою сторону. — Я сдавала такие же… часы «Чайка». Вы разве меня не помните?! — ее голос дрожал.
Старик снова посмотрел в журнал, перевернул его и показал пальцем на ровные, будто бы напечатанные буквы.
— Вот, смотрите, тут все верно. Ми-хай-лов… — по слогам прочитал он. — Больше в тот день такие часы никто не сдавал и не забирал.
— Как же так? — пробормотала она обескураженным голосом. — Ведь мы там вместе…
Смутная догадка пробежала в моем взрывающемся мозгу. Я повернулся к Свете.
— Где ты вообще взяла часы? Откуда они у тебя?
— Это мамины… ей… кажется, их подарила сестра, моя тетя Лена. Она работала… на каком-то заводе. Но мама их никогда не носила, а мне они очень нравились, и я всегда мечтала их заполучить. В классе седьмом я обнаружила, что они не работают и понесла их в ремонт втайне от матери. Если бы она узнала, мне бы не поздоровилось, мягко говоря.
— Понятно. А ты вообще помнишь детский сад? Помнишь белобрысого паренька, который запускал солнечных зайчиков во время тихого часа. Все спали, а ты закрывала рот кулачком, чтобы не засмеяться. Ты помнишь это?
— Да… — вдруг ответила Света. — Помню… Неужели… это был ты? — она посмотрела на меня, будто бы впервые увидела.
Я кивнул, хотя до конца не верил, что это возможно.
— И потом, ты говоришь, что отнесла часы и встретила в мастерской меня? Но я никогда здесь не был. Я не приносил в ремонт часы. После того, как я собрал их по крупинке на асфальте, я больше их никогда не видел. И не хотел их видеть! — Я посмотрел на часовщика. — Сюда приходил другой человек. Ты сдавала свои часы…
Света пошатнулась, и я успел схватить ее за локоть. Осторожно привлек к себе. Оглянувшись, в углу помещения я увидел стул, подвел девушку, усадил и опустился на корточки.
— Ты… сдавала свои часы не здесь. Света… ты не отсюда, ты… наша, ты оттуда же, откуда и я! Ты — та самая, ради кого я раскурочил золотую «Чайку» и заварил всю эту кашу.
Ее лицо побелело.
— Можно воды? — обернулся я к часовщику.
Старик исчез из окошка, я услышал шипение, а через секунду на прилавке показался стакан.
Света взяла стакан, сделала глоток воды.
— Значит я… мне всегда казалось, что здесь что-то не так. Вроде бы раньше, когда-то, в другой жизни — было одно, а потом стало
Я улыбнулся, попытавшись вложить в эту улыбку все самое лучшее и доброе, что еще осталось во мне — того солнечного зайчика, который до сих пор в самые трудные моменты нет-нет да появлялся — уже не такой яркий, не такой быстрой, но я всегда был уверен, что он есть, несмотря ни на что.
— Значит… ты — настоящий и я… — настоящая… и все, что мне казалось — все это было на самом деле, я — никакая не больная?! — всхлипнув пролепетала Света, взяла мою руку и уткнулась в нее. Теплые горячие слезы стекали по моим пальцам и капали на дощатый пол.
— Ты настоящая, — тихо сказал я. — Самая настоящая из всех.
— Этого не может быть… я до сих пор не могу поверить… — твердила она и я, если честно, с трудом сдерживал комок в горле.
Все это время, все эти годы она была тут одна, не зная, что с ней творится, — она считала себя сумасшедшей и все же, благодаря или вопреки ударам судьбы — столько достигла.
— Я устроилась в «Чайку», потому что хотела стать сильнее… — продолжила Света. — А потом стали появляться все эти истории о людях «оттуда». О них говорили на кухнях, печатали в желтых газетах невероятные истории, и я даже как-то написала письмо в такую газету, порвала его, но потом написала снова и все-таки отправила, разумеется, под чужим именем. Его даже опубликовали, а в следующем выпуске редакция написала, что на мое письмо было множество откликов, но по каким-то причинам (они написали «по этическим»), публиковать их они не могут. И тогда я поняла, что даже на этом желтом уровне работает цензура и таких «попаданцев» оттуда ищут. «Чайка» давала мне гораздо больше возможностей, чтобы выяснить подробности и хоть какие-то реальные истории и, наконец, понять — кто я и откуда.
— Ты молодец… ты очень крутая… — у меня просто не было слов, чтобы выразить сочувствие.
Что там я — сидя в уютной квартирке листал фотоальбом со стаканом «Джека Дениелса» — я попал черт знает куда всего сутки назад и уже готов был сопли размазывать по лицу — так мне плохо, странно и страшно. А тут… полжизни в ужасающих сомнениях, тревогах, предчувствиях…
Я посмотрел на Свету. Она держалась молодцом.
— Теперь нас двое, — сказала она, едва заметно улыбнувшись. — А вообще… ты мог бы и пораньше за мной прийти.
Часовщик слушал нашу беседу, слегка сощурившись и глядя куда-то в темный угол своей каморки.
— Простите, молодые люди… — он посмотрел сначала на Свету, потом на меня. — Пока вы разговаривали, я имел смелость открыть механизм, и… в общем, внутри действительно не хватало двух шестерен. Как и у того паренька… много лет назад. — Часовщик снова посмотрел на меня. — Извольте, тикают как новые, — он протянул Свете часы. Она с легким скептицизмом приняла вещицу, приложила к уху.
— Идут… — сказала она, к чему-то прислушиваясь и на лице ее заиграла легкая мечтательная улыбка. — Антон, они идут! На, послушай!