Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек
Шрифт:
Но выходило так, что «превращение», о котором поведал Бранд на «Оксфордской встрече» в Уллерупе, стало истинным превращением. Теперь в Свенборге жил совсем иной Хакон Бранд, ничуть не похожий на того, которого мы знали в Копенгагене.
Однако неожиданно что-то произошло и едва не погубило все. Это «что-то» могло одним ударом покончить с трезвенностью и религиозностью, с благосостоянием и обручением, с радужными перспективами на будущее. Рецидив, очень похожий на новое «превращение» в старое состояние, был вызван, видимо, какими-то мистическими обстоятельствами.
Сейчас
Помолвка Бранда была в конце лета, свадьбу намечали сыграть в начале нового года. Все, казалось, шло так, как намечалось программой. Семейство Нильсен питало симпатию к энергичному молодому художнику. Белокурая Вера была счастлива и считала дни, оставшиеся до свадьбы. Сам Бранд пребывал в наилучшем расположении духа, был спокоен и уравновешен. Он усердно работал с утра до вечера. Писал красками, иллюстрировал и зарабатывал деньги. Тесть купил хороший участок земли, расположенный рядом с его поместьем, и готовился построить небольшую виллу для молодых — его свадебный подарок. «Вилла Оксфорд» — предполагалось назвать ее.
Никому и в голову не приходило, что могут возникнуть какие-либо осложнения. Никто не замечал за Брандом никаких странностей. Никто не слыхал, чтобы между обрученными пробежала черная кошка.
Ночь перед рождеством Бранд провел у родителей своей будущей жены. Это было, как утверждал Нильсен, «рождество в истинно датском духе». Восхитительная, вкусная рождественская еда. Дорогие подарки. Торжественное шествие в старинную церковь. По возвращении домой — пение рождественских псалмов.
Прислуге разрешалось войти и посмотреть па елку, каждый получил полезный подарок. Не забыли и птичек. На балконе и в саду поставили чудесные рождественские снопы.
Первый день рождества Бранд тоже провел с будущим тестем и тещей. И, как мне удалось узнать, был, по обыкновению, доволен и радостен. Собираясь вечером домой, он поцеловал Веру и сказал: «Спокойной ночи, мое сокровище».
— Это были его последние слова, — рассказывала Вера, рыдая.
На следующий день Бранд исчез. Он не дал о себе знать. Директор Нильсен свирепствовал, клялся, что свадьбе теперь не бывать.
— Все заберу обратно, — грозил он, — виллу и остальное! Не позволю безнаказанно дурачить себя и дочь!
А Вера плакала. Голубые ее глазки покраснели от непросыхающих слез. Исчез рыцарь ее сердца. Он ворвался в скучное, однообразное существование, подобно принцу из сказки о спящей красавице, и исчез.
О причине своего неожиданного исчезновения Бранд поведал мне. Между рождеством и Новым годом, к моему великому удивлению, я получил письмо от него, хотя, как я уже говорил, мы не виделись с Брандом все это время и не поддерживали никаких контактов. За исключением той короткой встречи в копенгагенском
Письмо было датировано: «Свенборг, 26/12». Однако на почтовой марке стоял штемпель Фредерисии. Почерк был неровный, неуклюжий, разобрать его было трудно. Встречались помарки, казалось, что автор был очень возбужден. А быть может, это обычный брандовский почерк. Ведь мне никогда прежде не приходилось получать от него писем.
Бранд писал:
«Дорогой Шерфиг!
Это случилось вновь... то, о чем мы говорили с тобой однажды, когда я жил в Копенгагене. Я теперь совершенно не пью. Я трезв и вполне нормален.
Ты должен помнить наш разговор в моей студии в Копенгагене. Я доверился тогда тебе. И я признателен, что при встрече в магазине, где я покупал краски, ты не обмолвился об этом.
Я рассказывал тебе о человеке, которого нет уже в живых и который сказал мне когда-то: «Тебе никогда не удастся убрать меня с пути».
Сейчас я опять нашел его. Вернее, я нашел это вновь.
Здесь, в Свенборге!
Мне здорово пришлось потрудиться, чтобы избавиться от него. Убрать его с пути. Теперь все уже сделано. Оно погребено. Ты знаешь, о чем я говорю.
Но я не могу больше сохранять спокойствие. Я думал, что все в порядке. Все складывалось так хорошо, я вскоре должен был жениться. Но вот это случилось вновь.
Если это повторится, я убью себя. Я не могу оставаться на месте. Я бегу. Я уезжаю. Заберусь куда-нибудь в глубь страны. Я еще не знаю, куда податься, но это все равно. Я должен бежать без оглядки.
Твой X. Б.»
Глава 15
Единственное, что я мог уяснить из письма Бранда, это то, что у него вновь появились галлюцинации и ему опять где-то в Свенборге почудился труп Вольбека. В третий раз.
Все это походило на сущий бред. Сомнений нет — парень свихнулся. Очевидно, его здоровье было так же неустойчиво, как и приверженность к «Оксфордскому движению».
Получи я это письмо в другое время или при других обстоятельствах, я отнесся бы к нему как к очередной браваде Хакона. Письмо было вполне в духе Бранда, который всегда готов пойти на все, лишь бы приковать к себе внимание.
Но в данной ситуации, когда Бранд покинул девушку, в которую был влюблен, на которой собирался жениться и которая в придачу была еще богатой, шутка показалась неуместной.
С какой стати ему понадобилось разыгрывать именно меня, когда у нас с ним давно уже кончены всякие отношения?
Он покинул не только Веру. Покинул и ту вольготную, спокойную жизнь, которая была так ему по душе, покинул добрых свенборгских меценатов, своих друзей по «Оксфордскому движению», свою строящуюся виллу. Разве пойдешь на все это только ради того, чтобы разыграть человека, с которым у тебя нет почти ничего общего?