Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек

Шерфиг Ханс

Кроме того, на уроках пения ребята занимаются «упражнениями для развития слуха», в которых они ничего не понимают и вряд ли когда-нибудь поймут. И, наконец, они разучивают псалмы для торжественных песнопений. Ребята особенно любят псалом «Ты путь нам указуешь», потому что он очень длинный и отнимает большую часть первого урока в понедельник.

Когда в актовый зал входит ректор, Матеус делает знак рукой, задает тон, и хор гремит:

Играй, псалмопевец блаженный, на арфе,

На струнах играй золотых!

Для господа нашего будем играть мы

И славить его в песнопеньях своих.

Ребята не пытаются вникнуть в смысл малопонятных слов, но блаженного псалмопевца, который играет на золотых струнах арфы, всегда представляют себе в образе учителя пения.

Учеников выстраивают вдоль одной из боковых стен. Перед ними у греческой кафедры шеренгой стоят учителя, с подозрением следящие за певцами. Только один адъюнкт Лассен подпевает ученикам. Широко открывая рот, он растягивает верхнюю губу и старательно выводит верхние ноты, когда звук остальных голосов уже давно замер.

Вот они стоят все вместе. Лассен, Бломме, Макакус и маленький Водяной, Ольсен, Шефф и седобородый старик Мелас. Преподаватель фрапцузского — грозный Оремарк с мефистофельской бородкой и неровной линией бровей. Учитель закона божьего — лектор Магнуссен, по прозвищу Пророк. Худая, тощая личность в засаленном фраке, странных полосатых панталонах и сапогах с отворотами. У него длинная седая окладистая борода, красный нос и шишковатый лысый череп. Учитель гимнастики господин Эйбю, подтянутый, полный достоинства, с военной выправкой и все-таки не совсем уверенный в себе: он зпает, что другие преподаватели смотрят на него свысока, потому что он не такой ученый, как они. Адъюнкт Стеффенсен с чернильной полосой в усах и с чернилами под ногтями. И все остальные педагоги. Они стоят, как воплощение самой судьбы, и бросают на учеников мрачные взгляды.

Не подумайте, что это злодеи, ненавидящие детей и желающие причинить им вред. Это добросовестные, ревностные служаки. Многие имеют докторскую степень и создали ценные научные труды. Это образованные, знающие, способные люди.

Но все-таки им, очевидно, недостает каких-то способностей, раз дети видят в них своих врагов. Ожесточенных, безжалостных врагов, без которых жизнь была бы куда счастливей.

Глава 26

В субботний вечер Эрику Рольду разрешили пойти в кино. Эрика пригласил его друг Гернильд, и родители дали ему деньги не только на билет, но и на порцию мороженого.

Эрик едва дождался наступления вечера и почти не ест за обедом. Он боится опоздать. Сеанс начинается ровно в семь.

— Зачем ты берешь в кино кинжал? — спрашивает мать.

Но Эрик чуть не плачет при мысли, что ему придется

оставить кинжал дома.

— Ладно, — говорит отец. — Пусть берет. Только дай слово, Эрик, что не вынешь его из ножен. Я все понимаю: ты идешь смотреть страшный разбойничий фильм — не мешает вооружиться до зубов. Ха-ха!

—

Детям нельзя носить кинжалы, — замечает старшая сестра Рольда.

— Заткнись, — говорит Эрик, собираясь уходить.

— Как только пробьет девять — сейчас же домой, — напутствует отец.

Микаэль Могенсен ни разу в жизни не был в кино. У родителей нет денег на такие развлечения. Наверное, поэтому отец Микаэля говорит, что кинематограф наносит ущерб вере.

Но в эту субботу Микаэлю тоже позволили уйти из дому. Он собирается к Амстеду. Они хотят вместе решать задачи по математике.

— Вы что ж это, собираетесь списывать друг у друга? — спрашивает почтовый контролер.

— Что ты! Мы просто будем вместе решать. Господин Дюэмосе сам говорит, что это очень полезно.

— Микаэль никогда не станет обманывать учителя, — говорит фру Могенсен. — Да Теодор Амстед — хороший мальчик. Раз наш сын дружит с ним, я спокойна за Микаэля.

— Ты права, Амстеды — приличные люди. Они, кажется, живут на Упсалагаде? Прекрасный район. Видно, у них денег куры не клюют. Кто отец Амстеда? Кажется, директор конторы?

— Да, кажется, директор, — отвечает Микаэль.

— Ну ладно, иди. Только сперва вымой руки. И причеши волосы. Что подумает фру Амстед, если ты придешь в таком виде? И ровно в девять будь дома.

— Тогда мы ничего не успеем. Амстед никогда не ложится в субботу раньше десяти. Нам ведь завтра не идти в школу.

— Зато завтра мы пойдем в церковь. Раз тебе сказано, изволь слушаться. У нас в семье дети должны ложиться спать вовремя.

В четыре часа пополудни уже смеркается. А когда Могенсен, завернувшись в свой широкий плащ, выходит из дому, на улице почти совсем темно. Фонари отражаются в лужах на Эстербро. А в озере Черной Дамы мигают рекламные огни.

Могенсен бредет в своем дождевике, точно рыцарь, закутанный в плащ. Но идет он совсем не к Амстеду.

Да и самого Амстеда нет дома. Он только что объяснил своим родителям, что пойдет готовить уроки к Могенсену. И Теодору разрешили пойти к товарищу, потому что Микаэль Могенсен хороший, воспитанный мальчик.

Теодор Амстед бывает в кино, но очень редко, к тому же только на нравоучительных фильмах. Теодора не пускают в кино не из религиозных соображений. Просто фру Амстед считает, что это совсем неподходящее развлечение для детей. Оно только разжигает их воображение. А у Теодора и так слишком пылкая фантазия. И вообще кино — это увеселение для простонародья.

— Не засиживайся у Могенсена. Ты должен лечь спать не позже десяти. До свидания, Тео.

У Теодора нет кинжала, который можно заткнуть за пояс. Но в кармане у него маленький пистолет и зеленая коробочка с пистонами. В такой поздний час опасно выходить безоружным.

Амстед идет совсем не в ту сторону, где живет Могенсен. Он выходит на Стокгольмскую улицу и крадется вдоль ограды Восточного парка.

Он останавливается, озирается: не выследил ли его кто-нибудь? Но на улице ни души. Тогда он перелезает через ограду и спрыгивает в парк.