Пропавший
Шрифт:
Андрея это неприятно удивило.
– Заведение твое, ты хозяин – чего разрешение спрашивать? Садись, коли дело есть.
Хозяин присел на лавку напротив:
– Именно дело. – Он наклонился к Андрею. – Бабка одна паршивая в Кривом переулке, недалеко от постоялого двора живет.
– И что?
– Перевар делает да мужикам продает.
Андрей сразу догадался.
– Конкуренция?
– Ась?
– Говорю – покупателей отбивает?
– Как есть отбивает, – закивал головой хозяин. – Да ладно бы еще перевар хороший был, а то всякую дрянь туда
Андрей засмеялся. Ну все как в его времена, ничего нового.
– Ладно, а как дом ее узнать?
– Самый захудалый в переулке – ее. Крыша соломой крыта.
М-да, можно сказать – не приступил еще к службе, а уже первый донос и первое дело наклевывается.
Половой принес еду.
– Да ты кушай, я мешать не буду, – хозяин удалился.
Андрей поел под пристальным взглядом посетителей, расплатился и пошел на торг. Все новости там, глядишь – что-нибудь полезное для себя услышит. А потом – к княжескому ключнику. Надо узнать, что он должен делать, перед кем отчитываться и где у них тюрьма – или как там она называется?
Пока Андрей шел по улице, на него оборачивались, шептались. Такая известность ему не нравилась, но изменить что-либо он был не в силах. Город маленький, едва ли не каждый житель на виду.
На торгу вокруг него образовался круг, как вокруг неприкасаемого. Думал послушать новости, и сам стал объектом интереса. Потому Андрей поспешил уйти с торга.
Княжеский ключник встретил его приветливо.
– Говорил мне о тебе князь, Андрей.
– Ты уже имя знаешь?
– По должности положено. Что хотел-то?
– Какие у меня права?
– Ты о чем говоришь?
– Если тать или разбойник сопротивляться будут, что мне можно?
– Все, что хочешь. Если на месте злодеяния застал, да еще и видаки есть, даже жизни лишить можешь – по «Правде» так писано. А убивца и повесить можно на людном месте, скажем – у дороги, в назидание другим.
– А если я татя поймал, куда его?
– Известное дело, в поруб.
– Это тюрьма, что ли?
– Где ты слов таких набрался? В неметчине? В порубе злодеи содержатся до суда. Не виноват – отпустят. Виноват – или казнят, или виру наложат. Чего же им попусту сидеть? Кормить родня должна, а если нет родни, князь, что ли, их поить-кормить должен? Так никакой казны не хватит.
– Разумно. А оружие какое-нибудь мне положено?
– Иди к старшему дружиннику, проси, что надобно.
– Понял, спасибо.
Старший дружинник на просьбу Андрея распахнул дверь арсенала и, зевнув, перекрестил рот:
– Бери, что любо.
Андрей подосадовал, что раньше не продумал, что ему выбрать. Вдоль стен стояли копья, на полках лежали сабли, колчаны со стрелами, луки; на стенах висели щиты. У другой стены на полках хранились кольчуги, бахтерцы, смазанные маслом. Оружия вроде много, но все не то. Для боя с врагом – в самый раз, но не ходить же ему со щитом? Смехота да и только.
– Ну, подобрал?
– Мне бы плетку да что-нибудь вроде дубинки.
– Шестопер возьмешь?
Дружинник
– Нет.
– Тогда пошли к шорнику, плети он делает.
Шорник занимался изготовлением конской сбруи – седел, уздечек; он же делал и плетки. Андрей выбрал себе плетку по руке, взмахнул пару раз. Семь кожаных хвостов со свистом рассекли воздух. Пожалуй, с такой и дубинка не нужна.
– Беру.
– Владей, – безразлично сказал шорник.
Андрей не знал, с чего начать службу, поэтому направился к бабке в Кривой переулок. И трактирщику потрафить надо, и с сомнительной личностью познакомиться – наверняка там отбросы общества собираются. Злачные места как магнитом притягивают к себе маргиналов.
Кривой переулок Андрей нашел быстро и так же быстро определился, какая из изб имеет соломенную крышу – на остальных домах крыши были из деревянных плашек, уложенных на манер черепицы, или из деревянного горбыля, поскольку доски стоили недешево – ведь дерево надо было пилить вдоль ручными пилами.
В полусотне шагов Андрей остановился, понаблюдал.
К дому периодически подходили мужики и быстро возвращались. Кто-то нес в руке заветный кувшин, другие выпивали по кружечке в избе – когда проходили мимо Андрея, запашок от них был специфический. Точно, не напраслину навел на бабку трактирщик.
Водки в эти времена еще не было, как и государственной монополии на торговлю ею, а стоялый мед, так же как вино и пиво, продавать не воспрещалось. Но с торговых людей, трактирщиков брали своего рода налоги: десятину на церковь, мыто при ввозе товара в город, и еще – в княжескую казну. В каждом городе это было по-разному: где с дыма, то есть с печи, где с души. Причем население, или души, считалось только мужское, женщины и дети не учитывались. Понятно, что бабка не платила ничего.
За час, что простоял Андрей, мимо него прошмыгнуло к бабке шесть человек – поболее, чем в трактир. Туда приходили не только выпить, но и поесть. Однако и обороты у бабки!
Андрей пошел в избу.
Калитка держалась на одной кожаной петле и не закрывалась. Старый сруб наполовину врос в землю и глядел на улицу маленькими подслеповатыми оконцами.
Андрей открыл невысокую дверь и, едва не приложившись темечком о низкую притолоку, вошел.
Весь дом внутри – одна комната, посередине печь. В избе грязно, сильный специфический запах дрянного самогона, называемого переваром.
К нему тут же подошла старушка, одетая в тряпье.
– Чего будешь брать, соколик?
– Ничего. Я исправник городской, князем назначен.
Бабка изменилась в лице, глаза злобно сверкнули:
– Злодейку нашел! Шел бы ты отсель подобру-поздорову!
– Угрожаешь, старая?
– Тоже мне, испугал!
– Налоги в казну не платишь? В поруб тебя посажу.
– Так нет у меня ничего, напраслину люди возводят! – Бабка решила сменить тон на жалостливый.
– А вот я сейчас посмотрю.