Проповедник

Лэкберг Камилла

Мартин рассмеялся:

— Ты что, шутишь? Он ведь повесился в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Мертвее, по-моему, и быть нельзя.

Патрик продолжил взволнованным голосом:

— Я понимаю, это может показаться невероятным, но послушай: давай подумаем и представим себе: а что, если полиция подошла достаточно близко к правде и у Йоханнеса земля начала гореть под ногами? Но он Хульт и может распоряжаться значительными денежными суммами, притом вовсе не обязательно сам, он мог это делать через своего отца. Немного подмазал там, немного здесь — и опа, вот у него уже фальшивое свидетельство о смерти и пустой гроб.

Мартин засмеялся так, что схватился за живот и едва не свалился

со стула:

— Ну ты, блин, совсем спятил. Тут тебе Фьельбака, а не Чикаго начала тридцатых. Когда ты там, на пристани, со Струверами сидел, тебе голову не напекло? Подумай хотя бы о том, что Йоханнеса нашел его собственный сын. И каким макаром можно заставить шестилетнего мальца выдать такую вот веселую историю, если, по-твоему, все это неправда?

— Я пока не знаю, но собираюсь выяснить. Ты как, со мной?

— Куда это?

Патрик поднял глаза к потолку и сказал очень медленно и четко:

— Поговорить с Робертом, ясное дело.

Мартин вздохнул, но поднялся. Он бормотал себе под нос:

— Можно подумать, у нас никаких других дел нет.

По дороге к выходу он вспомнил одну вещь:

— А как быть с удобрением? Я собирался заняться этим как раз перед ланчем.

— Попроси Аннику, — бросил ему Патрик через плечо.

Мартин остановился в приемной, объяснил Аннике задачу, назвал марку удобрения и фирму-изготовителя. Она восприняла задание вполне спокойно и, казалось, была рада заняться чем-нибудь конкретным. Мартин не мог выкинуть из головы мысль о том, что они понапрасну потратят драгоценное время. Идея Патрика казалась ему совершенно надуманной, слишком фантастической, чтобы иметь какое-то отношение к действительности. Но расследованием руководил Патрик, так что…

Анника набросилась на задание. Последние дни были заполнены лихорадочной деятельностью. Она крутилась как белка в колесе: организовывала прочесывание округи в поисках Ени. Поиски продолжались три дня, но оказались безрезультатными. Львиная доля туристов уехала из Фьельбаки после событий последних недель, а ее телефон в приемной подозрительно молчал. Даже журналисты начали терять интерес к происшествию и искали более свежие сенсационные новости.

Она посмотрела на листочек с записью, который оставил ей Мартин, нашла в телефонном справочнике номер и позвонила. Ей пришлось обзвонить несколько отделов предприятия, прежде чем она получила номер директора отдела продаж. Ее звонок поставили на ожидание, и она сидела и слушала в трубке музыку и с удовольствием вспоминала неделю, проведенную на Тенерифе. Вернувшись после отпуска, она сначала чувствовала себя окрепшей, посвежевшей, красивой, но после того, как окунулась в участке в водоворот событий, все это казалось ей нереально далеким. Она с тоской вспоминала песчаные пляжи, лазурно-голубую воду и большую миску с паэльей перед собой. И она, и муж, оба прибавили по паре килограммов, потому что не отказывали себе в удовольствии вволю полакомиться блюдами местной кухни, но их это совершенно не беспокоило. Ни Аннику, ни мужа ни в коем случае нельзя было отнести к мелким созданиям, и они принимали это как жизненную реалию и не увлекались диетами и похудением. Когда они лежали, прижавшись друг к другу, их тела прекрасно ладили и образовывали единый большой теплый вихрь волнующейся плоти. И они часто занимались этим во время отпуска…

Сладкие воспоминания Анники внезапно прервал певучий мужской голос, в котором ясно слышался люсекильский диалект с характерным долгим «и». Она как-то слышала, что шикарная публика из Стокгольма тоже щеголяет таким произношением, демонстрируя, что они достаточно платежеспособны и могут регулярно проводить отпуск на западном побережье.

Правда это или нет, Анника не знала, но в любом случае считала хорошей историей. Она представилась и объяснила причину своего звонка.

— Ой, как интересно-то, расследование убийства. Я тридцать лет в бизнесе, но первый раз помогаю в таком деле.

«Очень рада, что смогла тебя развлечь и разнообразить день», — мрачновато подумала Анника, но удержалась от комментариев, чтобы, не дай бог, не отбить у него охоту помогать ей в поиске нужной информации. Иногда любопытство людей в связи с убийствами бывало просто болезненным.

— Нам нужна помощь, точнее, список клиентов, покупавших ваше удобрение «FZ-триста два».

— Ой, это совсем непросто, мы перестали его продавать в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Чертовски хороший был продукт, но новые правила защиты окружающей среды заставили нас, к сожалению, прекратить его производство.

И шеф по продажам горестно вздохнул, убежденный в несправедливости того, что природоохранные нормативы лишили их возможности продавать такой прибыльный продукт.

— Но у вас, вероятно, сохранилась какая-либо документация по этому поводу? — продолжала допытываться Анника.

— Да, мне надо запросить канцелярию, но, скорее всего, нужные данные лежат в старом архиве. Дело в том, что до тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года мы эти данные фиксировали вручную, на бумаге и в папках, потом, конечно, все компьютеризовали. И кажется, у нас ничего не выбрасывалось.

— А ты не припоминаешь кого-нибудь, кто покупал, — и Анника опять заглянула в оставленный Мартином листок, — продукт «FZ-триста два» здесь, у нас в округе?

— Нет, ты должна понять, что столько лет прошло, и так сразу я сказать не могу. — Он посмеялся. — Слишком много воды с тех пор утекло.

— Да я и не думала совсем, что все будет легко. А сколько может потребоваться времени, чтобы найти эти данные?

Он немного подумал.

— Ну, как тебе сказать… Если я подкачусь к девочкам из канцелярии с чем-нибудь вкусненьким, подзадобрю их немного, то, наверное, можно будет получить ответ сегодня попозже или в крайнем случае завтра рано утром. Подойдет?

Это было даже быстрее, чем рассчитывала и надеялась Анника, когда он начал объяснять ей насчет старого архива. Довольная, она поблагодарила директора и положила трубку. Затем написала записку Мартину, где отчиталась о результатах своих переговоров, и оставила на его письменном столе.

— Ну, как тебе, Ёста?

— Да, Эрнст.

— Вот житуха — лучше не бывает.

Они сидели на площадке для отдыха перед самым въездом в Танумсхеде, расположившись за одним из столов, где туристы могли перекусить или устроить пикничок. Как люди опытные, не любители какие-нибудь, они предусмотрительно взяли термос с кофе дома у Эрнста и хорошо загрузились булочками в пекарне в Танумсхеде. Эрнст расстегнул свою форменную рубашку и выставил на солнце болезненно-бледную грудь. Краем глаза он посматривал на стайку молоденьких девчонок, которые, смеясь, с шумом и гамом устроили себе перерыв в поездке.

— Слышь, ты, закрой рот, а то слюни капают прямо на рубашку. Вдруг кто-нибудь из коллег мимо поедет, а нам надо делать вид, что мы работаем.

Ёста героически потел в своей форме. В отличие от Эрнста он не плевал до такой степени на правила и сидел застегнутый на все пуговицы.

— Да наплюй ты на все, они там по самое не балуйся заняты и все шуруют насчет той пропавшей девахи. Всем по фигу, что мы тут делаем.

Ёста помрачнел:

— Ее зовут Ени Мёллер, а не «та деваха». И по-хорошему мы тоже должны помогать, а не сидеть здесь, как два гребаных старпера-педофила.