Проповедник

Лэкберг Камилла

Первый раз за время их общения Гун Струвер потеряла дар речи. А потом Патрик увидел, как она закипает. Ларс положил ей на плечо руку, надеясь успокоить жену, но она ее раздраженно сбросила.

— Ну и что эта сволочь о себе думает! Ты когда-нибудь слышал, Ларс, что-нибудь более наглое? Врать мне прямо в лицо и говорить, что моя внучка, моя собственная плоть и кровь, умерла! Все эти годы она там как сыр в масле каталась, а я все глаза выплакала, думая, что моя любимая бедняжечка умерла ужасной смертью. Ты можешь себе представить, что он это сделал, потому что я была назойливой? Ты можешь

себе представить такую наглость, Ларс? Только потому, что я требовала того, на что имею полное право, он меня назвал назойливой.

Ларс снова попробовал успокоить Гун, и она опять сбросила его руку. Она так завелась, что у нее изо рта разве что пена не шла.

— Уж теперь я ему всю правду выложу. У вас, наверное, есть его телефонный номер? Я бы с удовольствием ему позвонила, чтобы он услышал, хрен немецкий, что я обо всем этом думаю.

Патрик глубоко вздохнул про себя. Он мог понять, что у Гун есть основания злиться, но она, похоже, совершенно упустила из виду ключевой пункт его рассказа. Патрик позволил ей еще побесноваться и затем спокойно сказал:

— Я понимаю, что, возможно, это тяжело слышать, но вообще-то неделю назад мы нашли убитой твою внучку вместе с Сив и Моной. Так что я должен спросить — имели ли вы какие-либо контакты с девушкой, называвшей себя Таней Шмидт? Не предпринимала ли она попыток связаться с вами?

Гун быстро замотала головой, но Ларс, казалось, задумался. Потом он сказал неуверенно:

— Пару раз кто-то звонил, но ничего не говорил, просто молчал. Да ты же, наверное, помнишь, Гун, это было, по-моему, две-три недели назад, и мы подумали, что, наверное, кто-то хулиганит. Так ты считаешь, что это могла быть?..

Патрик кивнул:

— Вполне возможно. Ее отец рассказал ей всю историю два года назад, и она могла предполагать, что ей, может быть, будет трудно наладить с тобой контакт. Она заходила в библиотеку и сделала копии статей об исчезновении своей матери, так что, по-видимому, она приехала сюда, стремясь выяснить, что же случилось тогда с ней.

— Бедненькая, сердечко мое.

До Гун, кажется, наконец дошло, что от нее ожидалось, и она зарыдала крокодиловыми слезами.

— Если бы я только могла подумать, что моя любимая малышка все еще жива и так близко и что мы могли бы успеть встретиться, если бы… Что же это за человек, который такое со мной сотворил? Сначала Сив, а потом моя маленькая Малин.

Тут Гун пришла в голову мысль:

— А может быть, я в опасности, может быть, кто-то хочет добраться до меня и мне нужна защита полиции?

Гун, хлопая глазами, переводила взгляд с Ларса на Патрика и обратно.

— Я думаю, в этом нет необходимости. У нас нет никаких оснований полагать, что убийство имеет какое-то отношение к тебе. Так что на твоем месте я бы не стал беспокоиться по этому поводу.

И потом Патрик не удержался от колкости:

— Да и кроме того: убийца интересовался только молодыми женщинами.

Патрик тут же пожалел о том, что позволил себе эту вольность, и поднялся, показывая, что разговор закончен.

— Мне искренне жаль, что пришлось приехать к вам с такими новостями. И я также был бы очень благодарен, если бы вы мне позвонили в том случае, если

вспомните что-нибудь. Ну а мы для начала проверим эти телефонные звонки.

Прежде чем уйти, Патрик обернулся и еще раз завистливо посмотрел на прекрасный морской вид. Гун Струвер была отличным доказательством того, что хорошее не всегда достается тем, кто его действительно заслуживает.

— Что она сказала?

Мартин и Патрик сидели в комнате отдыха. Кофе, как обычно, слишком долго простоял в кофеварке, но они давно привыкли и пили его с удовольствием.

— Я, конечно, не должен так говорить, но это такое дерьмо, такая гнусная баба. Больше всего ее разозлило совсем не то, что она столько лет не видела свою внучку и ничего не знала про ее жизнь, и даже не то, что ее недавно убили: ее взбесило, как эффективно отец внучки пресек все ее поползновения вытянуть из него деньги.

— Да, полное дерьмо.

И они мрачно помолчали, размышляя о том, какими мелочными могут быть люди. В участке стояла необыкновенная тишина. Мелльберг еще не появлялся: похоже, в это утро он решил порадовать себя возможностью поспать подольше. А Ёста и Эрнст патрулировали окрестности, охотясь за нарушителями правил дорожного движения, или, если называть вещи своими именами, сидели в каком-нибудь спокойном месте и закусывали в ожидании, что нарушители сами приедут к ним, представятся, а потом сами себя посадят под замок. Они имели обыкновение называть это превентивными полицейскими мерами. Как ни посмотри, так оно и было. Что может быть более превентивного, чем двое полицейских, которые сидят и расслабляются где-нибудь в тихом уголке?

— А как ты считаешь, зачем ей понадобилось приезжать сюда? Вряд ли она собиралась поиграть в детектива и выяснить, куда исчезла ее мать.

Патрик покачал головой:

— Нет, я так не думаю. Но вполне могу понять, что ей очень хотелось узнать, что случилось, ну и увидеть побольше своими глазами. И мне кажется, рано или поздно она бы наверняка вступила в контакт с бабушкой. Но мне думается, что ее отец дал бабушке не самую лестную характеристику, так что я понимаю, почему она медлила. И кстати, я ничуточки не удивлюсь, если по данным от «Телиа» [14] окажется, что звонки Ларсу и Гун Струверам были сделаны откуда-то из телефонной будки во Фьельбаке, скорее всего, одной из тех, что стоят в кемпинге.

14

Шведская телефонная компания.

— Но как же она очутилась в Кунгсклюфтане вместе со скелетами Сив и Моны?

— Об этом я знаю не больше твоего. Могу только предположить, что Таня, должно быть, наткнулась на что-то или, точнее говоря, на кого-то, кто имел прямое отношение к исчезновению ее матери и Моны. Если это так, то мы можем автоматически исключить Йоханнеса: как ни крути, а он лежит в могиле на кладбище во Фьельбаке. — Патрик задумчиво посмотрел на Мартина. — А мы можем быть в этом совершенно уверены? Нет никаких сомнений насчет того, что он действительно мертв?