Прорабы духа
Шрифт:
Вы синими родились.
Прощайте, три дома —
Жизнь — Смерть — Высь.
Бог, видно, прошляпил,
на вас ледерин не учел —
одел вас в оставшийся штапель,
ошибочной сини клочок!
Прощайте, три синих!
Кого я на вас подпишу?
Непереносимо,
что кто-то идет к стеллажу.
Спустя сто лет точно
возьмет гениальный сопляк,
сверкнув голубою пощечиной,
надписанный мной экземпляр…
Ты знаешь
космические корабли.
Возьми его в синих брикетах,
как я его видел с Земли.
Потомок, возьми три тома
земных надежд и потерь, о
сыпавшемуся золотому
не верь. Только синему верь.
За это небо невнятное,
за высь
кормящиеся мной стервятники
за подписку дрались.
Пацан, в наших днях отрытых
найди свою мерку крыл,
как в лермонтовских палитрах
Врубель себя открыл.
Я жил в проклятых трясинах,
но небо я синим знал.
Прощайте, три синих!
Кто тройкой Россию назвал?
Зачем-то ведь Бог прошляпил,
одну звезду не учел —
одел ее в зрячий штапель,
такой одинокий зрачок!
Вы нас обогнали, сирых.
На телеэлементах гальюн.
Но поют ли вам Сирин,
Алконост, Гамаюн?
Когда ты их вынешь с полки,
то щелка небытия
откроется ровно настолько,
сколько жизнь занимала меня.
Куда вы, томы, девались?
Не дрейфь. Ты ищешь не тут.
Три синие адидаса
Москвой-рекою бегут.
Мужик, пробежимся с ними?
И что означает синь?
Я думаю — это Жизнь.
Прощайте, три синих!
~~~
Иду я росой предпокосной
словить электричку скорей.
Паслен и кукушкины слезы
обплачут меня до колен.
И долго еще эти травы,
темнея каймою внизу,
как будто по матери траур,
на брючинах серых ношу.
~~~
Вижу, как сон, — ты стоишь в полукруге
новых подруг девятого дня.
Сосредоточенно, но не в испуге,
будто в обиде, не видишь меня.
А по спине под луной купоросной
льется волос распущенных вал.
Мало я знал тебя простоволосой.
В детстве проснувшись, в пучке заставал.
Ты была праведница, праведница!
Кто ты теперь? Дай мне знать как-нибудь.
Будто с заминкой какой-то не справишься.
Я не решился тебя спугнуть.
Видно, стояла перед астралом.
Или русалка какая, шутя,
меня разыгрывала, отсталого!
Еще секунду я видел тебя.
—
Темной тревогой вздрогнуло
мать пролетела.
Милое дело. Обычное дело.
Мать пролетела — жизнь пролетела.
—
Прощай, прощай! Кружись над краем плачущим,
где ветви елей, воздух уколов,
поднимут указательные пальчики
спадающих широких рукавов.
~~~
Музе
В каждой веточке бусинка боли
сверху листиком оснащена.
Золотые, как будто бемоли,
сыплет осень на нас семена.
Они впились в твой шарф полосатый,
зацепились в твоих волосах.
Тебя сделали музою сада.
Я не знаю, в каких ты садах.
~~~
Ушла душа. Земле до лампочки.
С тобой с Земли исчезли ландыши.
Поэтарх
I
Как бы ни ярился сегодняшний Плутарх,
но ко мне явился
Поэтарх.
Он был в летах
предвоенного Пастернака,
дух, ищущий форму, сполох мрака.
Он шел, прогнув горизонт за Мамонтовкой.
Я его чувствовал потрохами.
Державин и Пушкин, строя памятники,
были первыми поэтархами.
А в глубине золотого взгляда
Данте сидел, архитектор ада.
Электричеством тряхануло.
Он сказал мне: «Литература,
мысль изреченная — утомлена.
Тебе трудно. Мне архитрудно.
Я — поэтическая архитектура.
Я тебя выбрал.
Выстрой меня».
Жизнь моя кончилась с этого дня.
Струны, как стропы, струились сверху,
снизу же — ни опор, ничего.
Поэтическая атмосфера
сферу поддерживала его.
Живу в лачуге патриархальной.
Поэтархальны мои запросы.
Латунный шарик-модель порхает,
поддутый трубкою от пылесоса.
И распускаются над ним нити.
И в небе откликнутся струны арф.
В это мгновение —
извините — ко мне является Поэтарх.
II
Зачем посещаешь меня, Поэтарх?
Что-то не так? Что-то не так?
Зачем освещаешь мой темный этап?
Ты жадное солнце. Я жалкий пятак.
Моя ли вина, что в подлунном краю
две силы боролись за душу мою?
Небесна — одна,
а другая — земна.
Несоединимое соединю.
Две музы летели — добра или зла —
и каждая правду свою несла.
Одна на лире сводила с ума.
Другая сработала лиру сама.
Я юность в земную науку вдолбил.