Прорицатель
Шрифт:
Улыбка на невыразительном лице стала шире.
— Неважно. Я всего лишь императорский кравчий.
— Я Вам не верю.
— Это неважно, — повторил он. — Важен Ваш ответ. Что мне передать?
— Что мне нужны подробности. Как связаны моё желание, каким бы оно ни было, и этот кусочек?
— Император строит механизм, — пояснил он, аккуратно завязывая кошель. — Не сам, конечно, но он нашёл нужного человека... Сложная машина, которая приведёт Вас к тому, к чему Вы так стремитесь. В обмен на сотрудничество против Князя, разумеется. Сделка проста.
— Кто этот человек?
— Один волшебник издалека.
Сейхтавис молчала, скрывая растерянность. Всё шло чересчур быстро — быстрее, чем она планировала. Ей хотелось уйти и поразмышлять над этим в одиночестве. Но теперь она никогда не сможет уйти, когда ей захочется.
— Передайте, что нужно обговорить всё подробнее, — медленно сказала она. — Я передам договор, где предложу свои условия. Его я уже приняла.
Это тоже было довольно дерзко — но другого выхода она не видела. Необходимо приструнить Императора, равно как и его посланца. Никто в мире не властен над Богиней и её Орденом — негоже им об этом забывать.
— Хорошо, — кивнул посол. — То есть в общем Вы согласны?
— Пока — да. Но я уже сказала, что составлю условия.
— Только быстрее, моё время не терпит. Среди этих условий будет что-то о Сером Князе?
— Вас это не касается, разве нет? — Сейхтавис сдержала улыбку, сама удивляясь тому, как сухо и строго звучит её голос. — Вы ведь просто кравчий. Ваше дело — доставить ответ.
Он не стал тогда спорить, только в глазах мелькнул гнев. Вскоре договор был готов, и Сейхтавис, очистив от воска кончик стила, вручила послу табличку. Она была сама не своя от собственной смелости.
Может быть — и даже наверняка — это было неразумно. Особенно если верны слухи о том, что Серый Князь где-то поблизости. Однако её выдержки не хватало, чтобы побороть искушение. Одна мысль о том, чтобы приблизиться к этому, один намёк — и этого достаточно...
Сейхтавис раскладывала карты. Ей нравились чёткость и цельность, которую они составляли. Вот лестница, вот лес, а вот шут — он должен быть возле замка... И корабль — к морю, конечно же.
Она не знала, что Верховная посвящала Императора в их планы. Но уже потом, после ухода посланца, Сейхтавис вспомнила и сопоставила множество её обмолвок, намёков, недоговорок — и поняла, что правитель не блефует. Тот кусочек и есть последнее звено.
Балкон охватывали тени, с моря доносился непрерывный тихий шум. Оно мерцало переливами цвета, далеко на просторе будто просачиваясь в небо, но сейчас даже эта величавая картина не успокаивала. Сейхтавис положила посох между путником и дорогой, меч — между воином и золотом... Но как связать золото и дерево?... Видимо, где-то она ошиблась...
Серый Князь — угроза для Ордена, но у Императора хватит сил защитить их. К тому же в сложившихся обстоятельствах поддержать Императора — значит, по сути, остановить войну. Без неё Князю не на кого будет опереться, кроме остатков собственных сил.
И драконов.
Сейхтавис прогнала эту мысль. У них есть чем встретить драконов. Да и ставки слишком высоки. Если Император поможет ей добиться того, о чём она едва смела грезить все эти годы — никто не будет страшен Ордену вовеки веков...
Она замерла, не донеся до бортика карту с менестрелем, который на рисунке больше напоминал разъевшуюся цаплю. И правда, так ли уж это выгодно
Додумать ей не дали — изнутри Храма послышались шаги и беседующие голоса. Сейхтавис не хотела ни с кем сталкиваться, поэтому поспешно сгребла карты и отступила в тень, туда, где между бортиком и стеной образовывалась неглубокая ниша. На балкон поднялись две молодых жрицы — в тёмно-синем, как и Ашварас, и примерно её лет. Сейхтавис не помнила их имён, да и обзор оказался не идеальным. Подслушивать она не собиралась, но не слышать было невозможно.
— ... да вот только это слишком заметно, — закончила фразу одна из девиц; в её крикливых словах слышался ещё не изжитый крестьянский говор. — И она кичится этим, вот что дико.
Другая презрительно фыркнула.
— Она всегда такая была, что уж теперь. Самодовольная дрянь. Ей всё сходит с рук.
— Теперь не сойдёт, — с явным удовольствием протянула первая. — Если старуха узнает, Ашварас конец, ручаюсь.
Сейхтавис нахмурилась, и рассуждения о предложении Императора несколько побледнели. Ашварас? Старуха? О чём это они?...
— Не знаю... Она ведь в ней души не чает. Трудно представить.
— Тем более. Говорю тебе, такого она не простит. Проклянёт её и назовёт развратницей... О, смотри-ка, что это? — девчонка завертела в руках что-то, поднятое с бортика, и Сейхтавис с досадой вздохнула. Одна из её карт.
— Колесо, — сказала другая, заглянув в рисунок товарке через плечо. — Я слышала, это к переменам...
— Вечно ты веришь во всякую чушь.
— Почему чушь? Щучка говорила... Пантезис, я хочу сказать. Всё не могу привыкнуть, мы же с ней из одного рода...
— Вот её бредни точно слушать не стоит, — покровительственно промолвила первая и небрежным щелчком пальцев отправила карту вниз — кружиться и падать вдоль скалы. — В общем, Ашварас конец, и поделом. Все законы Ордена против неё.
— Старуха заступится...
— Заступится?... Ну что ты за дурочка, в самом деле! У старухи в жилах молоко вместо крови, вот она и думает, что остальные такие же... Ладно, пойдём, а то скоро стемнеет.
Они ушли, продолжая лениво переговариваться, а Сейхтавис ещё долго стояла в своей нише, как статуя из-под южного резца. В голове у неё выстраивалась новая цепочка, ещё более неприятная и нежеланная. Пожалуй, даже волшебник-механик, назвавшийся кравчим, не задал ей такой сложной задачи, как эти две грубиянки.
ГЛАВА VII
Мей долго не мог поверить в то, что они ушли от Отравителя живыми и даже относительно здоровыми. Он применил всё своё красноречие, которое в общем-то считал довольно скудным, чтобы убедить хозяина в их мирных намерениях; после выходки Кнеши сделать это было непросто. Мей ужасно озлился на него, и раздражение, ненадолго вытесненное страхом, вернулось, как только он переступил порог большого добротного дома на заснеженной пустоши.
Неподалёку обнаружилась скованная льдом речушка в пару локтей шириной, а на другом её берегу — маленький перелесок. Они вышли, кутаясь в незамысловатую меховую одежду — хозяйский подарок, — когда уже стоял ясный морозный день (ясный, конечно, по здешним меркам: Мей перестал удивляться тусклому свету). Буря давно утихла, но сугробы успела намести впечатляющие.