Прорицатель
Шрифт:
— Кто тебе сказал?
Улыбка Кнеши стала сладкой, как любимый сироп леди Таисы.
— Дочка трактирщика, кто же ещё... Ну так что, ты всё ещё хочешь, чтобы Богиня почивала дальше?
В спешке распрощавшись с Троллем, который упорно отказывался от своей доли сокровищ в знак благодарности, они покинули город через единственные ворота. Их, разумеется, уже закрыли на ночь, но стражники оказались более падкими на золото, чем императорский привратник, и к тому же откровенно туповатыми. Вид же огромных, кровавого цвета коней и двуручника у Мея
Ночь мчалась навстречу в такт хрусту снега под лошадиными копытами, и Мей не заметил, как занялся рассвет. Сквозь тучи стала пробиваться тусклая Льёреми, и, глядя на неё, Мей впервые подумал, что ей, возможно, не так уж долго остаётся гореть. Он сжал ногами бока коня, и тот ускорил галоп, покорный, казалось, одной мысли. Мей никогда не ездил на таком замечательном животном: не врут всё-таки местные жители по поводу южных лошадей.
Он был голоден, замёрз и обессилел; дрожали руки, сжимавшие поводья, но Мей прикусил щёку изнутри, как когда-то учил его старик Вейр, чтобы не тошнило от запаха краски, и продолжал погонять коня, пока тот не покрылся пеной и не стал сбиваться с шага. Кнеша окликнул его, ругаясь на чём свет стоит, и они устроили вынужденный привал у подножия холма.
Короткий день уже клонился к вечеру. Мей накормил лошадей и начал разводить костёр, но искра долго не высекалась, и даже крошечная задержка раздражала его. Он уже готов был прибегнуть к магии (хотя обычно принципиально не пользовался ею для мелочей), но тут услышал из-за спины сдавленный возглас Кнеши. Мей схватил лежавший рядом меч (это движение уже стало для него почти инстинктивным), вытянул его из ножен и резко развернулся. Кнеша медленно пятился прочь от бугристого холма; на его лице застыл ужас. Мей недоумённо осмотрелся: ни души вокруг, ничего подозрительного; и всё-таки что-то определённо не так. Он посмотрел вверх — и понял, что именно.
Холм открыл глаза.
Именно так: два больших янтарно-жёлтых глаза с кошачьим вертикальным зрачком распахнулись по обе стороны округлого выступа и изучающе — по крайней мере, Мей назвал бы это так — уставились на них. Выступ с хрустом подался вперёд, и Мей увидел, как из толщи камня формируется вытянутая голова ящера с мощной челюстью и узкими раздувавшимися ноздрями. То, что казалось холмом, пришло в движение, и земля под ногами явственно задрожала; существо потянулось, расправляя исполинское тело, расшвыривая снег и мелкие камешки. Обозначились четыре когтистые лапы, длинная, по-лебединому изящно изогнутая шея, сужающийся к концу гибкий хвост, похожий на змеиный, но длиной с небольшой переулок... Освободившись от пыли и мха, засияла чешуя — чёрная и богато блестящая, точно полированный оникс или обсидиан; гребень из жёстких пластин, начинавшийся на лбу, сбегал к кончику хвоста по всему позвоночнику.
Мей осознал, что уже пару минут стоит с дурацкой восхищённой улыбкой. Сошла она только тогда, когда существо запрокинуло голову и взревело, расправив кожистые, заслонившие полнеба чёрные крылья. Лошади не выдержали и с громким ржанием скрылись. От рёва по горам и долам прокатилось чудовищное эхо, и Мей не сомневался, что это закончится парочкой обвалов и, вполне возможно,
— Эсалтарре, — сказал Кнеша, с глубоким почтением поднося руку к груди и сгибаясь в поклоне. Немного удивившись, Мей последовал его примеру.
— Эсалтарре? — переспросил он шёпотом.
— Что-то вроде «крылатые и бессмертные». Так называют себя драконы, — пояснил Кнеша. Мей не стал спрашивать, откуда он знает.
«СМЕРТНЫЙ ВЛАДЕЕТ СВЯЩЕННЫМ ЯЗЫКОМ ЦИТАДЕЛЕЙ?» — пророкотало так оглушительно, что Мей зажал уши — но через мгновение понял, что дракон молчит, а голос лишь у него в голове. Ужасный и одновременно чарующий голос; наверное, так блоха слышит человеческую речь.
— Совсем немного, великий. Буквально парой слов, — Кнеша явно смутился — зрелище крайне непривычное.
«О ДА, Я ЗНАЮ ТЕБЯ. Я ЧУЮ ТВОЮ СИЛУ, МАГ. НО ТЫ НАПРАВИЛ ЕЁ НА ПРОЛИТИЕ КРОВИ, И ТВОЙ РАЗУМ ИЗУРОДОВАН».
— Ну... Можно сказать, что я отошёл от этого, — неубедительно отшутился Кнеша.
«ЛОЖЬ. СМЕРТНЫМ СТОИТ ТОЛЬКО ДАТЬ ВОЛЮ СВОЕЙ ЖЕСТОКОСТИ — И ОНИ НИКОГДА НЕ ОТКАЖУТСЯ ОТ НЕЁ... КАК ТВОЁ ИМЯ, РАЗБУДИВШИЙ МЕНЯ?»
— Мон Кнеша, сын Ритхи из Рагнарата.
Мей никогда раньше не слышал, чтобы Кнеша произносил имя своего отца. Это поражало, пожалуй, сильнее его смиренного тона.
«Я ЕРЛИЕНН СА'АХ НЕЙШ, ОГНЕННЫЙ ВЕТЕР ИЗ ПЛЕМЕНИ СКАЛИСТЫХ. ЧТО ТЕБЕ НУЖНО ЗДЕСЬ, КНЕША, СЫН РИТХИ? ТЫ ЧУЖАК В ЭТОМ МИРЕ».
— Спросите у моего друга, — хитро перевёл внимание Кнеша, и Мей вздрогнул, ощутив на себе тяжесть изучающего взгляда драконьих глаз.
«А ВЕДЬ И ПРАВДА, С ТОБОЙ ВСЁ ЕЩЁ ИНТЕРЕСНЕЕ... ДАВНО НЕ ВСТРЕЧАЛ ТАКИХ НЕОБЫЧНЫХ СМЕРТНЫХ, — Ерлиенн по-кошачьи присел на передние лапы и уютно свернулся в громадный клубок, не переставая разглядывать Мея. — ТВОЮ СИЛУ Я ТОЖЕ ЧУЮ, НО ОНА СОВСЕМ ДРУГАЯ. НЕУЖЕЛИ Я НЕ ОШИБАЮСЬ?...»
— Думаю, что нет, — тихо ответил Мей. Он мог предположить, что за этим последует, и ощутил знакомую тоску.
«ВИДЯЩИЙ СМЕРТНЫЙ, СМЕРТНЫЙ-ПРОРИЦАТЕЛЬ... — дракон помолчал, задумчиво барабаня по сугробам кончиком каменного хвоста, который теперь оказался в опасной близости от Мея. — Я СЛЫШАЛ О ТВОЁМ ДАРЕ — ТАМ, НАД ЗВЁЗДАМИ, КУДА НЕТ ДОРОГИ ВАМ ПОДОБНЫМ. МНОГО ПЕРЕПЛЕЛОСЬ НИТЕЙ И СОШЛОСЬ ДОРОГ ДЛЯ ТВОЕГО РОЖДЕНИЯ. Я ЖДАЛ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕЧУ ТЕБЯ».
— Я тоже ждал, — признался Мей. — Очень ждал, что увижу одного из вас... Эсалтарре. И даже надеяться не смел, что услышу.
«СЧИТАЛ НАС БЕССЛОВЕСНЫМИ ГОЛОДНЫМИ ТВАРЯМИ, А? — послышался рокот, похожий на звук камнепада, и Мей не сразу догадался, что дракон смеётся. — ЛЮДИ НАХОДЯТ УРОДЛИВЫМ ВСЁ, ЧТО НА НИХ НЕ ПОХОЖЕ... ВОЗМОЖНО, ПОЭТОМУ МОИ СОРОДИЧИ ДАВНО ОСТАВИЛИ ТВОЙ РОДНОЙ МИР... ВСЁ-ТАКИ ЭТО ЗАНЯТНО. ВЕСЬМА ЗАНЯТНО, — Ерлиенн заинтересованно потянул носом. — ТЫ ПАХНЕШЬ ДОЛГОЙ ДОРОГОЙ И ДОЛГОЙ ЖИЗНЬЮ. ОЧЕНЬ ДОЛГОЙ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, НО СЕЙЧАС ТЫ ТАК МОЛОД. ТЯЖЕЛО ПРОЗРЕВАТЬ ГРАНЬ, БУДУЧИ ТАКИМ ЮНЫМ».
— Тяжело, — кратко отозвался Мей; на самом деле он давно не чувствовал себя молодым и вообще как-то не думал о своём возрасте. А уж упоминания его предполагаемой долгой жизни почему-то совсем не приносили радости.