Пророчество королевы Севера
Шрифт:
— Давай перевяжу, — его жена заметила рассеченную лезвием ножа ладонь Двана.
Воин протянул ей руку, стараясь заглянуть в глаза.
— А тебя как звать? — обратился к ней. — Храбрая женщина...
Хозяйка посмотрела на него исподлобья. Она не казалась ни приветливой, ни благодарной. Словно сомневалась, называть ли свое имя.
— Дита, — буркнула недовольно.
— Чего это она храбрая? — спросил ее муж, вытерев усы и бороду огромной черной от работы ладонью.
— Да под копыта коню на всем скаку броситься не каждый мужчина сможет, — явно восхитился Дван. — Опять же, на все это смотреть
— Хм, — кузнец проводил взглядом Диту, ушедшую за угол кузни. Там, чуть подальше, стоял маленький дом, за которым раскинулся запущенный, заросший бузиной яблоневый сад. — Женщина она... значит, служить обязана.
Варг уже сел на лошадь и повернул к лагерю. Он не стал ждать едва поднявшегося, бледного, с дрожащими руками Изду. «Со взятием Мо-натавана надо поспешить...» — подумал, высылая коня в галоп.
Солнце почти коснулось горизонта. В воздухе уже разливалось дыхание ночи, было тепло и спокойно. Эда сняла одежду, в которой ходила обычно: яркие ткани, широкие брюки, камзол с узорными рукавами. Надела то облачение, в котором пришла к гладиаторам в ночь накануне переворота — очень тонкую рубашку и штаны из коричневой кожи, облегающие ее так, как будто она в них родилась. Девушка замешкалась, укладывая волосы, чтобы коса не мешала ей плыть, а Варг перенесся в первую ночь их встречи, когда он ее еще не знал. Не знал, как она умеет убивать и лечить, какими нежными могут быть ее руки... Не знал, что у нее загорелое тело и такой мускулистый, литой торс. У него заныло сердце.
— Я пойду босиком, — она сняла сапожки.
Варгу вдруг стало страшно: а вдруг он посылает ее на смерть?
— Подожди... Если ты не уверена — не ходи...
Эда улыбнулась. Она так редко улыбалась...
— Варг, это было твое решение.
— Но тебя ведь нельзя заставить, — он взял ее за плечо. — Ты делаешь, что хочешь...
Она посмотрела на него, и он не понял выражения ее глаз.
— Я боюсь... боюсь, что могу тебя больше не увидеть, — он сам не ожидал услышать от себя эти слова.
— Однажды ты меня больше не увидишь. И, наверное, это будет скоро... Одним днем раньше, одним днем позже, — она сунула ему сапоги в руки, закрепила нож на поясе, серп, обернула цепь вокруг талии. Эда не была спокойна, и ее беспокойство передалось ему.
— Я пойду с тобой.
— Нет. Ты не можешь, — голос девушки был тверд.
— Почему я не могу?
— Я не знаю, что там, под водой в пещерах, может нас ждать... Меня учили многим вещам, к которым ты можешь оказаться не готов. У меня меньше шансов умереть, чем у тебя. И если я умру, ничего трагичного не случится. Я сама по себе, у меня нет ни семьи, ничего. Отец, может, погрустит, как он грустит до сих пор о моей матери...
— У меня тоже нет ни семьи, ничего, — сказал и осекся...
Эда внимательно посмотрела на него. В наступающей темноте было совершенно невозможно разобрать выражение ее глаз.
— Варг, будь честен сейчас, как ты был честен всегда. Ты руководишь армией, Изда ничего не решает. Ты не называешь себя, но эта война твоя. Без тебя Валлас не поднимется с колен. И мой отец, который уже должен был приплыть с флотом в Вандервилль, будет фактически править бывшей Империей через
Информация, которую она ему выдавала, порой была невероятна.
— Твой отец уже должен быть в Вандервилле?! — в голосе Варга прозвучал страх.
Эда его мгновенно уловила.
— Чего ты боишься? Скажи мне!
Он замолчал слишком надолго.
— Я боюсь... за графа Бена.
— Кто он тебе? Что случилось между вами? Пожалуйста, ответь! Подумай, что я могу не вернуться! В любом случае, я клянусь хранить молчание.
— Брат... Это я изуродовал его и оставил умирать в степи. Он чудом спасся и мстил мне. За своей местью мы забыли, как любили друг друга, и не заметили, что и сейчас продолжаем любить...
— За что ты сделал это с ним?
— Он переспал с моей женой.
— Тогда ты должен был заставить страдать свою жену. Или он взял ее силой?
— Я всегда считал, что она не знала, что была с ним... Думала, что он — это я...
— Как такое возможно?!
— Мы близнецы.
— Варг, — Эда взяла его руку в свои ладони. Она заметно нервничала. — Ты действительно думаешь, что женщина может перепутать мужчину в постели?
Он стиснул ее пальцы... Девушка продолжала:
— Я не знаю, что это такое — любовь с мужчиной. Но я уверена, что это невозможно! Прикосновение рук, губы, кожа, ритм движений, пластика тела... это слишком индивидуально! Будь я на твоем месте, я бы нашла женщину, которая согласна была бы переспать с вами обоими... например, с завязанными глазами. И потом сказала, как и чем вы отличаетесь.
— Что это изменит?
— Ты хранил верность своей жене много лет. Если она обманщица, это сделает тебя свободным.
— Эда... Мы любим кого-то не за какие-то качества, не за него самого. Мы любим его за наше отражение в нем. Мне сложно объяснить тебе, что такое любовь... Я помню твои слова: «Любви не существует. Это зов плоти. Запах животного».
— Варг... Я знаю, что такое любовь. Это... когда кто-то ранит тебя чем-то, какой-то своей формой. И рана, нанесенная им, может быть вылечена только в его присутствии.
— Тебя... что-то ранило?
— Да...
— Что?
— Зеленый лед Севера...
— Я не понимаю, — Варг почувствовал себя дураком.
Эда улыбнулась и продолжала:
— Твоя жена... что-то в ней ранило тебя. И эта рана кровоточит до сих пор. И вылечить ее может только она. Но она мертва, и ты страдаешь.
— В последнее время мне кажется, что рана уже не кровит... — Варг продолжал сжимать ее ладони в своей руке. — Я ее любил, но прошлое уже отболело. Остался рубец, и он останется навсегда... Но Вероника ушла из моей жизни. И мне кажется, что я уже забыл запах ее волос, вкус ее кожи, прикосновение пальцев... Мне уже не нужно жить с ней в прошлом.
— Хватит разговоров! Мне надо идти, нельзя терять время, — Эда высвободила руки из его ладони.
У нее задрожал голос, и это испугало Варга. Весь день он не знал, что заставляет ее нервничать. На что она так несвойственно ей эмоционально реагирует?
— Почему ты это делаешь? — шепнул он. Мир менялся... Как будто кто-то перевернул песочные часы, где вместо песка — его ценности. Казавшееся ему важным теряло смысл, а то, что он привык оставлять без внимания, начинало занимать все его мысли.