Пророчество королевы Севера
Шрифт:
Глава пятая
КОЛДУН
Колдун снял плащ и поморщился. Потянулся худым, костлявым, но сильным телом. И сразу стал выше. Как ему надоело это рубище, покрытое потом, грязью, дорожной пылью! Ему, всегда такому нетребовательному к одежде, вдруг захотелось чего-то тонкого, мягкого... В чем может отдохнуть тело... или душа? Это тело или душа так устали?
Наконец свершилось давно задуманное: несчастная страна получила возможность освободиться от власти ублюдков. Его план, его детище — а сейчас это казалось ему целью жизни — начал воплощаться в реальность. Но хватит ли у него мужества и умения возродить Валлас, объединить людей, заставить вновь плодородить нивы?
Почему,
Как много он пережил... В его жизни уместились бы три жизни обычных людей. Увидел дальние страны, изучил много языков. Учился везде, всему, пока наконец не окреп духом, и он понял, что пора вернуться домой. Почти вся жизнь прошла в поисках и учениях. Как грустно, что только сейчас появилось ощущение стержня в нем самом! Для этого пришлось объездить весь мир и изучить то, что людям недоступно, прикоснуться к тайному знанию... И вот сегодня, когда задуманное свершилось, снова грызет червь неуверенности в себе. Он одинок... О, как он одинок!
Эрланд обвел глазами комнату — искал кувшин с водой. Дворцовая неразбериха, переворот... Слуги разбежались. Драаги заполнили дворец. Совершить давно задуманное оказалось не так сложно. Сложно будет восстановить страну... Он подошел к окну и распахнул ставни. Солдаты и бывшие гладиаторы уже очистили дворец от трупов и теперь будут жечь их всю ночь.
Какая великолепная полная луна, какая красота! А во дворце нечем дышать. С момента, как он занял эту комнату, его преследует запах пыли, хотя ее нигде нет. Он отвык уже от этой архитектуры: массивные стены, высокие своды, множество переходов, бойницы, рвы. Вспомнил ажурный замок Ваара... Как много лет провел он в горной долине!
Память перенесла его в другой дворец — южный, белый, утопающий в садах. Павлины, роскошь, красивые женщины... Вздохнул... Надо держать окно открытым.
Сзади тихонько скрипнула дверь. Эрланд резко оглянулся, в груди глухо стукнуло сердце.
— Я решил принести вам воды, — раздался тихий, спокойный голос. — Подумал, что раз слуг во дворце сегодня нет, некому выполнить эту обязанность.
Мягкой неспешной походкой вошел Верон с большим графином в руках. Колдун улыбнулся:
— Вы оказываете мне честь. Не каждому восставшему из мертвых магу подносит воды первый министр!
— Оставьте это, — голос Верона был по-прежнему спокоен. — Вы ведь не колдун — вернее, не только колдун. Это ваша маска. Вы ее надели с какой-то целью, не правда ли?
Эрланд чуть прищурил глаза, задумался: что ему известно и известно ли вообще что-то?
— Знаете ли вы, почему я вас вывел из тюрьмы? Почему привел этого несчастного, накачанного сонным зельем, которого даже огонь, сожравший его тело, не привел в чувство? — поскольку колдун по-прежнему молчал, Верон продолжал: — Потому что посреди всего этого безобразия вы один вершили великие дела. Вы заходили в хижины и лечили тех, кто не мог вам заплатить ни гроша. Вы вызвали снег благодаря никому не известной науке или магии, называйте это как хотите, и не дали замерзнуть земле. Вы остановили страшную болезнь, напавшую на Вандервилль. Вы учили читать и писать и рассказывали о былых временах, сея в сердцах людей уважение к себе. Вы стали почти святым, что для вас самого представляло угрозу, потому что люди начали любить вас, чего не могла допустить королева. Она всегда была невероятно ревнива к тем, кто вызывал к себе любовь. Поэтому вам и подбросили тот
А я вами восхищался. Хотя не помню, чтобы вообще кем-то восхищался, кроме как в юности героями древних трагедий. И я не мог допустить, чтобы объект моего восхищения был убит. Скажу вам еще откро-венннее: я восхищаюсь вами все больше и больше. Вы показываете себя с другой стороны, уже не со стороны босого святого... Вы политик — политик властный, сильный, хитроумный... И эта ипостась очаровывает меня еще сильнее.
— Вы ошиблись, дорогой Верон, — Эрланд улыбнулся и жестом пригласил собеседника сесть за широкий стол, обитый посередине вишневой тканью. На нем горела свеча. — Тот труп мне подбросили, это правда. Но я уже много лет их вскрывал, а поскольку в нашей несчастной стране это всегда было запрещено, мне приходилось самому их добывать и приносить к себе. Я думаю, что выследить меня не составило труда, так как я регулярно этим занимался. И именно это мое умение позволило спасти город. Но поскольку я всегда был чрезвычайно осторожен, меня не смогли поймать на горячем и инсценировали этот эксцесс. Так что преступление по законам страны было налицо. К сожалению, не всегда законы разумны.
Вода была вкусная и холодная. «Надеюсь, она не отравлена», — мелькнула у Эрланда мысль. В этом была бы ирония: в день запланированного и осуществленного им переворота умереть от яда.
— Благодарю вас, мне очень хотелось пить.
Верон спокойно смотрел на него. Свеча оплывала...
— Давайте поговорим начистоту. Ведь вы организовали этот переворот не с целью отдать власть в стране правителям Арута?
Ах, вот оно что... Министр умен и спокоен. Как он стал министром? Какие таланты его отличают?
— А вы решили нас поддержать. Хотя казались вполне довольным и обласканным королевой...
— Королева ласкала и графа Бена, и он тоже казался довольным. Но, тем не менее, мы оба поддержали вас.
— Почему?
— Граф Бен, вероятно, из-за любви к Каваде. А я... Вы не допускаете мысли, что мне надоели капризы Травалов? Угождать им было все более хлопотно... Стремление к роскоши — смертельная болезнь. Если она становится всепожирающей страстью, она убивает. Королева оказалась одержима этой болезнью, особенно после кончины мужа. Ни для кого не секрет, что в стране не осталось денег. Народ выжат до последней нитки. Кто-то должен был это остановить. Но кто? Кто бы это сделал? Я увидел вас... И не дал вам умереть — в надежде, что вы сумеете изменить ситуацию. Я переложил парус по ветру, вот и все... Потом вы пришли ко мне и озвучили ваши планы, настолько разумные, что я их поддержал. У меня остался только один вопрос, который я до сих пор не задавал.
— Задайте его сейчас.
— Я не знаю, откуда дует ветер. Кто стоит за вами? Вы ведь не сами все это организовали, пусть даже вам помогает сама смерть? — не без усмешки спросил Верон.
— За мной стоит справедливость.
— Ой ли? — министр тонко улыбнулся. — Справедливости не существует, мой друг. И вам должно быть это хорошо известно. Мне вообще было бы любопытно узнать, кем вложено это стремление к ней в некоторых сердцах. Людьми движут другие, намного более простые вещи.
— Какие же? — ох, как не прост этот Верон!
— Честолюбие, или властолюбие — как вам угодно. Жадность. Страсть. Любовь. Ненависть... Но мы с вами прожили жизнь, не так ли? Тот, кто поддается страсти, никогда не выигрывает. Или выигрывает, но ненадолго. Давайте скажем так: фигурки на доске могут быть объяты страстью, но шахматист — никогда. Только его разум движет фигурами на доске. Для шахматиста не важно, справедлива ли его победа в их глазах, как они оценивают происходящее. У него другие понятия, недоступные сознанию ни пешки, ни короля.