Пророчество Предславы
Шрифт:
— Пойдём, сами глянем, — поторопил всех воевода.
Они спешились, забрались на дозорную площадку воротной башни. Осмотрелись.
Туман наползал с юга. Он поднимался из оврагов и ям рваными лоскутами и, сливаясь в огромную единую лавину, двигался к городу. Непроницаемая пелена обволакивала слободские дома, постепенно накрывая их с крышей. Полонище будто бы таяло. Полоса видимой людям земли становилась всё тоньше, а скоро исчезла совсем.
Наткнувшись на дубовую стену, туман, словно огромное серое войско, полез наверх. Никаких, обещанных бесёнком тварей, пока никто не заметил, но сомнений не оставалось — это начало приступа.
— Костры зажигать, —
Приставленный к начальству вестовой ополченец тут же передал приказ дальше. Десятки заранее сложенных костров воспламенились, а сотни куч хвороста и дров только ждали своего часа. Послышался треск разрываемой ткани, бульканье уксуса — воины смачивали тряпки и обматывали головы.
Перехлестнув через стены, серая волна устремилась в город. Люди собирались подле костров и, выставив перед собой копья, мечи, поджидали противника из плоти. Внизу ополченцами распоряжался Данила. Он бегал от костра к костру, раздавая указания, ругая нерадивых, подбадривая нерешительных. Сам бегал, сам ругал и подбадривал. Видать не привык ещё управлять такой прорвой народу.
Туман не только продвигался вперёд, но и поднимался ввысь. Скоро он накрыл дозорную площадку, которая дольше других построек торчала островком в наползающей серой мгле. Жуткое ощущение овладело людьми. Всё вокруг них исчезло, и невозможно стало разглядеть даже настила под ногами. Только ближайшие к воротам костры пробивались мутными пятнами сквозь клубящуюся дымку. Сокол успел прикрыть лицо тряпицей, а вот Калика промедлил, и теперь сухо покашливал из-под платка.
Наделённый способностью видеть сквозь туман, чародей первым заметил огромное воинство похожее на гигантскую стаю небольших зверей, что полезло из оврагов и, прикрываясь туманом, пошло на город. Ему сразу же вспомнилась серая орда, с которой довелось сразиться в прошлом году. Но тогда, хоть нашествие и не обошлось без колдовства, люди имели дело с обычным зверьём. Теперь же им противостояли твари неведомые, возможно неживые, или призванные из самых тёмных уголков мира.
Полчище быстро приближалось. Сокол предупредил об опасности, и его слова тут же передали по цепочке. Калика с воеводой попытались выяснить подробности, но чародей лишь помотал головой, дескать, и сам увидел не много.
Скоро на стенах завязались первые стычки. Никто, кроме Сокола не мог разглядеть сражения, поэтому люди прислушивались к доносящимся звукам. Звуки не радовали. Ополченцы кричали от ужаса и боли, но, кажется, сопротивлялись. Под стены полилась кипящая смола, масло, кипяток, полетели зажжённые стрелы и связки хвороста. Снизу ответили воем. Его подхватили тысячи глоток по всему Полонищу, и стало понятно, что число идущих на приступ огромно.
Наконец, враг добрался и до воротной башни. Ни на что не похожая тварь показалась над огородкой смотровой площадки и тут же вспыхнула от прикосновения архиепископского посоха. Горела она неохотно — так горит мокрая насквозь толстина, шипя и чадя, но всё же сгорая. На смену уничтоженной вскарабкалось ещё с полдюжины таких же бестий. Заработало мечами окружение Калики. С чавканьем и хрустом рассёк свою первую жертву, стоящий подле чародея Борис.
Сам Сокол в бой вступать не спешил. Наблюдал, предпочитая сперва выяснить возможности и слабости врага. Он с удовлетворением подметил, что твари наделены плотью и гибнут от обычных железных мечей, а стало быть, не всё еще потеряно.
Через четверть часа ему удалось составить некоторое представление о тварях. Они действительно не походили ни на одно
Последнее наблюдение чародей сделал, когда один из бояр, неловко повернувшись, открылся противнику. Твари ловко отхряпали ему ногу, а когда он с криком свалился, вцепились скопом и в один миг разорвали беднягу на куски. Ужасное зрелище.
Однако оно заставило Сокола оторваться от созерцания и вступить, наконец, в бой.
Видимо им еще повезло — на верхний ярус башни бестий лезло не так много, как на гребень стены. Да и зачарованный меч с посохом чего-то стоили. Довольно долго удавалось отбиваться почти без потерь. Но тут на посаде раздался боевой клич, а значит двухвостые прорвали оборону. Клич повторялся всё чаще и чаще, иногда переходя в ругань или стон.
— Уходим, — сказал воевода.
— Мы с чародеем впереди пойдём, — предложил Калика.
— Добро, — кивнул Кочан и повернулся к дружинникам. — Вам прикрывать отход.
Лестничный сход кишел тварями, но посох и меч сделали своё дело — отряд благополучно спустился на землю. Отступающим со стен ополченцам пришлось куда хуже — бестии попросту падали на их головы, вгрызаясь в неприкрытые доспехами тела. То один, то другой защитник срывался вниз, не имея возможности дать отпор на крутой лестнице. Ломали ноги, разбивались насмерть, но всё равно прыгали.
Ополченцы Данилы, перегородив улицы, пропускали бегущих от стен людей сквозь свои ряды. Скоро перед ними появились и первые бестии. Одни бросались на незащищённые спины отступающих, другие, обгоняя их, устремились в глубину города. Но плотный строй ополчения сходу прорвать не вышло. При свете костров по тварям в упор били лучники, взимая четверть, а то и больше. Уцелевших встречали копья, затем мечи с факелами. Огонь особенно не понравился двухвостым, во многом благодаря ему ополченцам удалось сдержать первый натиск. Но дерево прогорело, и ратники по приказу Данилы отошли назад — к следующим, только что зажжённым кострам.
Отряд Калики вышел под защиту уличных рубежей одним из последних. Воевода, надеясь использовать полученный опыт, увёл дружинников на Борисову Стену готовить новый отпор. Архиепископ, поняв, что и следующий город долго не удержать, отправился сразу в Кром. Сокол же с Борисом, которых чьи бы то ни было приказы трогали мало, решили повоевать ещё. Они прибились к одному из уличных отрядов и сходу вступили в бой. Вокруг них тут же образовался мощный очаг сопротивления.
Копья и пики помогали мало. Юркие бестии успевали уклониться, отпрыгнуть в сторону, и лишь единицы оказывались в итоге на острие. Постепенно от нанизанных тушек ворочать длинным оружием становилось тяжело и неудобно. Ратники поочерёдно оставляли строй, чтобы очистить копья. Тяжёлые мечи и секиры тоже запаздывали с разящим ударом. Лучшим оружием против тварей оказались сабли, но здесь, на севере, их было в ходу не много.