Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)
Шрифт:
Нельзя не сказать и о том, что в зрелые годы поэт подчас совершал неожиданные, прямо-таки озорные поступки. В 1847 году Чаадаев прислал ему в подарок свой портрет, чем Тютчев, по-видимому, был доволен. Но через два года Чаадаев, который проявлял подчас склонность к честолюбивым притязаниям, стал рассылать свои литографированные изображения, заказанные им лично в Париже. Десяток этих литографий был передан от Чаадаева Тютчеву с целью "распространения".
Тютчев, надписав на одной из литографий иронические стихи как бы от имени Чаадаева, отправил ее в подарок чуждому им обоим человеку - Филиппу Вигелю, в день его именин:
Прими как дар любви мое изображенье,
Конечно, ты его оценишь и
заведомо неуместно начертал Тютчев на портрете.
В ответ Вигель написал Чаадаеву благодарное, но явно недоуменное письмо. Весьма встревоженный, Чаадаев сообщил Владимиру Одоевскому: "Какой-то глупый шутник вздумал послать ему (Вигелю.
– В.К.) на именины мой литографированный портрет, сопроводив его русскими стихами, авторство которых он приписывает мне... Необходимо возможно скорее предотвратить возможные последствия..." К счастью, Чаадаев не узнал, кто именно над ним подшутил, и его отношения с Тютчевым не обострились.
Тютчев и позднее продолжал потешаться над литографиями Чаадаева. Так, он взывал в 1850 году к его близкому знакомому Николаю Сушкову (мужу своей сестры Дарьи): "Да скажите же Чаадаеву, чтобы он заказал новые оттиски своих литографий. Все лавки, торгующие гравюрами, осаждаются толпой, а по нынешним временам дальнейшее промедление может послужить к какому-либо волнению в массах, а этого лучше было бы избежать..."
Блестящее остроумие поэта широко известно, но его представляют себе обычно только в форме многозначительных иронических афоризмов. Между тем Тютчев уже на склоне лет - как это ни неожиданно - не чуждался своего рода озорства... В этом свете по-иному должны восприниматься и дошедшие до нас остроты поэта. Многие из них были, очевидно, не просто игрой ума, но не лишенными дерзости общественными поступками.
Разумеется, не следует делать из этого рассказа вывод о какой-либо неприязни Тютчева к Чаадаеву. Несмотря на все расхождения между ними, поэт и мыслитель были близки в своих самых глубоких и общих представлениях. Так, для них, как и для Пушкина, первостепенное значение имела государственная, державная идея, неразрывно связанная со всемирной ролью России, что решительно отделяло их от славянофилов (как и от западников).
Целесообразно именно в данном месте нашего жизнеописания осветить вопрос о соотношении Тютчева и славянофилов, поскольку их расхождение наиболее явно обозначилось накануне и во время Крымской войны. Существует очень широко распространенное представление, согласно которому поэт, несмотря на те или иные - пусть даже существенные - разногласия с основными представителями славянофильства, все же примыкал к этому общественному направлению. Между тем дело обстояло скорее противоположным образом: Тютчев был близок славянофилам как раз в отдельных - хотя и существенных моментах своего отношения к миру, но он расходился с ними в основном и главном.
Но прежде чем обсуждать этот вопрос, необходимо осветить другой (хотя и взаимосвязанный с ним) аспект проблемы. Тютчева, пожалуй, чаще называют даже и не славянофилом, а панславистом: это определение можно встретить, к сожалению, и в новых работах о поэте.
Между тем само понятие "панславизм" представляет собой, по сути дела, тенденциозный политический миф. Виднейший специалист в этой области В.К. Волков писал недавно: "Возникший в Венгрии и сразу же распространившийся в Германии термин "панславизм" был подхвачен всей европейской прессой и публицистикой... Термин "панславизм" служил не столько для обозначения политической программы национального движения славянских народов... сколько для обозначения предполагаемой опасности... В понятии "панславизм" отразилось не только отношение к национальному движению славянских народов, но и отношение западноевропейских наблюдателей к России...
Таково было происхождение понятия. И в результате "в Западной Европе сложился тот традиционный стереотип, который стал характерен для враждебного отношения к России на протяжении всего XIX в. и отдельные элементы которого пытались оживить в более поздние времена... Усиление политического влияния России в европейских и мировых делах с самого начала XIX в. сопровождалось не только дипломатической и военной, но и идейной борьбой против нее. Одним из видов этой борьбы стало распространение домыслов, которые получили широкое хождение и которым нередко верили, будто Россия готовится к завоеванию Европы".
Ради этого, мол, она и стремится объединить вокруг себя славян. Все это совершенно не соответствовало исторической действительности, точнее, прямо противоречило ей. Ибо на деле как раз славянские народы были завоеваны Австро-Венгерской и Турецкой империями и стремились освободиться от их господства, а Россия в той или иной форме поддерживала их справедливую борьбу. Невозможно привести ни единого факта завоевательных акций России и славянских народов в отношении Западной Европы; таких фактов попросту не было. И "панславизм" - это не более, чем идеологический миф, который, как подчеркивает В.К.Волков, нередко распространялся "в пропагандистских целях правящими кругами тех стран, которые сами имели агрессивные намерения в отношении России".
Еще в 1913 году В. И. Ленин, который ни в коей мере не был радетелем славян, все же обоснованно разоблачал использование этого мифа агрессивными деятелями Германии: "Чтобы оправдать новые вооружения, стараются, как водится, намалевать картину опасностей, угрожающих "отечеству". Германский канцлер пугает, между прочим, немецкого филистера славянской опасностью... Панславизм, идея объединения всех славян против немцев, - вот опасность, уверяет канцлер юнкеров".
Как это ни странно (и как это ни прискорбно!), историки и публицисты "западнического", антипатриотического склада в самой России сумели в течение долгого времени поддерживать этот западноевропейский миф, уверяя, что те или иные выдающиеся русские люди - и в числе их Тютчев!
– будто бы являются "панславистами", то есть стремятся объединить славянские народы под эгидой России и завоевать или хотя бы, как говорится, прижать к стене Европу.
Тютчев же, предпослав своему стихотворению "Славянам" (1867) наглые слова автрийского министра иностранных дел Бейста "Славян нужно прижать к стене", писал:
Они кричат, они грозятся:
"Вот к стенке мы славян прижмем!"
Ну, как бы им не оборваться
В задорном натиске своем!..
Те, кто так или иначе пытается приклеить Тютчеву ярлык "панслависта", перевертывают реальное положение вещей, ибо, как уже сказано, история не знает ни одного факта агрессии славян против западноевропейских народов, а факты обратной агрессии поистине бесчисленны.
Разумеется, не только Тютчев, но и, скажем, славянофилы отнюдь не были панславистами. Да и не могли ими быть, поскольку панславизм по самой своей сути являл собой - о чем столь справедливо писал В.И.Ленин - "намалеванную" агрессивными западноевропейскими силами "картину славянской опасности".
Даже в сложившихся в последней трети XIX века концепциях (например, концепции Н.Я.Данилевского), пророчащих эру расцвета "славянского мира", идущую на смену "романской" и "германской" эрам, все же не было того захватнического пафоса, который вкладывали в сконструированный ими же образ чудовища по имени "панславизм" западноевропейские политиканы.