Пророки богов или Импотенты
Шрифт:
Для воссоздания светлого образа, чего я только не делал: и стихи читал и псалмы пел (хотелось бы думать, что этот вой — лишь псалмами зовётся) и даже уединившись в промёрзшем туалете, пытаясь достать шланжик, чтобы пожурчать сквозь него, пританцовывал под бессмертный комсомольско-тантрический гимн «Харе Кришна! Харе! Харе!».
Как не бился ничего, не добился. Пороть меня, православного, было некому, вот я и заголялся. Все потуги — побоку. Ни черта не помогло.
Через двадцать два часа вылет на Диксон, а хлопцы не поены, разрушительно-подрывная
Как не тужился, как не пытался вспомнить о чем, а главное с кем — у меня должен был состояться серьёзный разговор, так и не вспомнил. Это и есть главный признак хронического алкоголизма. Ни хрена себе — вывод…
ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 18
Только что-то начинает налаживаться в жизни, аромат чётче, взгляд — рентгеном, казалось бы, протяни руку и достигнешь вершины, но как только начинаешь целеустремлённо двумя руками тянуться к цели, к твоему горлу прикасается холодное остро заточенное лезвие. Дилемма — то ли по-баскетбольному, касанием достичь вершины, то ли спасать жизнь.
И к чему это утверждение — информирован, значит спасён?
Совершенно случайно, опытным эмпирическим путем осознал, что случайное семяизвержение, в фазе полной луны и активной утренней подготовке к мочеиспусканию дополнительного опыта и очередных знаний не даёт. Поэтому встряхнись, стряхнись, подтянись и пиз…уй доедать овсянку.
ГЛАВА 46 Гусаров. Серега Сальник
Занять себя в условиях начавшейся метели было совершенно нечем. До выпивки с едой еще несколько часов. Спать не возможно — организм не накопил такого большого количества подкожного жира. Надо придумать себе интересное захватывающее занятие.
Посмотрел на фальшиво стонущего из под наваленных на него матрасов, Жоржика. Он показывал оцарапанный о край льдины палец и вообще от него резко пахло спиртом, которым растирал его Федя.
Вот и дело подвернулось. Это отталкиваясь от могучего Жоркиного живота выстроился ассоциативный ряд.
Засучив рукава и сделав зверские лица, типа, ни шагу назад — за нами гламурно-клубная Москва, мы с помощником следователя Ф. Войтыловым пошли скрести по сусекам и другим помещениям, задавая один простой вопрос: «Кто стрелял в нашего товарища Жорку Муранова?».
Шум, гам, громкий топот ног, вопросительный знак во всё ебл…, пардон, табло и паралич воли собеседников — единственный ответ который мы получили от опрашиваемых граждан.
Хасан кричит не я, и рвет на себе почти новую рубаху.
Прапорщик Кронштейн, тот усмехается и крутит испачканным в повидле и дрожжах пальцем у виска:
— Вы, что ебан…сь на морозе? Мозжечок с гипаталамусом повредили? — Грозно смотрит, с пронзительным укором. — За отмороженные яйца, мне вполне хватило стрельнуть в него из табуретки.
«Нет невиновных, есть плохо допрошенные» — как любил повторять пламенный сын польского народа, патриот-большевик Дзержинский.
Мы уперлись в полосатый шлагбаум. Вопрос со стрелком не решен.
До счастья еще полтора часа. У Федя глаза замаслились, он начинает стелить скатерти и плакатов, производить какие-то манипуляции. Чтобы слюной не захлебнуться, пришлось полистать личные дела коммунаров. Ну и рожи. Хотя зоркий сокол Федя, выудил правильную папку. Мне пришлось достаточно театрально всплеснуть руками и в стиле героев бессмертного Софокла — афинского драматург и трагика воскликнуть: «Ба! Знакомые всё лица!»
Серёга Сальник. Жив, бродяга. А какого числа последний раз его видел? Не помню. А когда? Да, это было в тот день, когда он в Махновске, на стрелке с бандитами, расстрелял семерых рэкетиров.
Помню, в Афгане он стрелком был отменным, а в родном поселке — алкоголиком запойным. Повод выпить был, каждый день, при чем не какой-нибудь день стоматоглога-гинеколога, нет, Серега, как истинный солдат афганской войны, отмечал её прошедшие события.
Крепко он достал алкогольными выходками, мамашу свою родную. То окапываться начинает в курятнике, яйца передавит, несушек напугает, то салют в день взятия дворца Амина двадцать седьмого декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года устроит [9] . Салют салютом, а две скирды сена и сарая с погребом, как не бывало.
9
спецоперация под кодовым названием «Шторм-333», предшествующая вводу советских войск и началу Афганской войны
Уж как маманя его не уговаривала, не буянить, остепениться, внуками её одарить, ни в какую. Тогда заботы о сыне-герое, пришлось брать на себя участковому. Это была его идея лечиться и кодироваться. Итог был умопомрачительный, закачаешься какой итог — каждое кодирование, а позднее выход из ЛТП — Серега отмечал месячным запоем.
Короче говоря… Господи, о чём это я… Вот ведь память паршивая… С гидрашкой, судя по всему, придется заканчивать. Э… А! Ну, да!
В конце концов, маманя, чтобы Серега не бегал за ней с топором, не срамил на всю деревню, все-таки прогнала Серегу со двора.
Прогнала, но не до конца. Родная же ж, биёмать, все же ж кровиночка. Передала непутёвого сыночка в руки племянника живущего в городе Норильске со слёзной просьбой, что-нибудь сделать.
Племяш, а для Андрюхи двоюродный брат Гошка, начальник ЖКХ горно-металлургического комбината им. Страдивари, долго не цацкался, луч ненависти в светлом царстве в свой в коллектив (как в тайне и надеялась маманька) устраивал с большим сомнением, своих таких «аршином общим не измерить».