Прорвать Блокаду! Адские Высоты
Шрифт:
– Может, бальзаму тебе?
– Нафиг. Детям оставь. Я все одно сдохну сегодня-завтра. Уже начинаю. Между прочим!
– Ага… – кивает Рита.
– Вы меня прихороните около землянки, ладно? Я буду по ночам приходить, девок щупать.
Рита смеется:
– Мы кол забьем в могилку, чтобы не ползал тут, старый ты хрыч.
– Тебя тоже щипну, не волнуйся.
– Тьфу! Детей бы постыдился! – Рита «как бы» укоризненно смотрит на меня. Сама смеется.
– Кого стыдиться? Этих стыдиться? – киваю я на дежурных. Дежурят сегодня
– Да эти всю ночь шубуршали в своем углу. Вон, у Светки губы до сих пор пухлые и покусанные…
– Чегоооо? – возмущается Света.
Я, сам для себя неожиданно, выдаю:
– Эх ты, Света, Света – губы для минета…
И тут же получаю по лбу ложкой. От Риты:
– Старый ты хрен!
Света краснеет и раздувает ноздри, пацан хихикает, Рита сдерживает смех и изображает гневное лицо, а я ворчу:
– Вот уж… Перед смертью и помечтать нельзя…
– Маргарита Олеговна! – Светка воспринимает мои слова как очередной похабный комплимент и возмущенно смотрит на Ритку, ища спасения. Она машет рукой и продолжает писать.
А я равнодушно пью свой кофей.
И решаю поразвлекаться.
Когда Светка нагибается, чтобы помешать овсянку, – я демонстративно поворачиваюсь к ней лицом и громко цокаю:
– Тц, тц, тц…
– Что?! – оборачивается она.
– Ничто. Красиво.
Девка злится. Отходит в сторону, но туда идет дым. Отходит в другую, снова нагибается, чтобы помешать овсянку. А то пригорит же!
Мне лень сидеть просто так. Поэтому я встаю, захожу с тыла и снова цокаю.
Светка аж подпрыгивает.
– ЧТО?
– Ничто! Некрасиво!
Светка пыхтит изо всех сил, не зная, что сказать.
– Никогда не поворачивайся ко мне задом, – нравоучительно говорю я.
– Почему? – задает наивный вопрос девчоночка.
– Скоро уже узнаешь, – опять ляпаю я.
На этот раз Рита не выдерживает и бросает ручку:
– Иди-ка сюда, Дед, я тебе клеща вытащу. А то завтрак пригорит.
– Вот давно бы так… – удовлетворенно ворчу я и стягиваю свитер с футболкой.
Операция шла ровно минуту. Через эту минуту невинно убиенный клещ был брошен в костер, а ранка замазана зеленкой.
– Рита, – интересуюсь я. – А клеща-то ты живого, поди, в костер кинула? Ему же больно там!
– Он сдох от твоей крови, – немедленно парирует она. И продолжает водить зеленкой по спине.
– Стой так! – командует она мной.
Я покорно стою. Я догадываюсь, что она сейчас сделает. Сфотографирует спину с надписью «Я – козел!». Старый прикол.
Пусть фотографирует.
Это я только делаю вид, что ворчу.
На самом деле я люблю их всех. И если они захотят посмеяться надо мной – пусть смеются. Мне ни капли не обидно. Наоборот. Даже приятно.
– Теперь у меня еще и
– Олигофрения у тебя. И старческий маразм, – парирует Рита, опять садясь за свои бумаги.
– И спермотоксикоз. Есть чего-нибудь от него?
– Жена от таких болячек помогает… – вставляет Света и тут же нарывается.
– Ты-то откуда знаешь, дитя порока? – изумляюсь я.
Сразу сообразить она не успевает. Я ей не даю думать:
– Небось Ваньку от него сегодня лечила? – О! Я нечаянно вспомнил имя паренька.
Парень хоть и мелкий, но в игру включается:
– Да что там помогала, всего две процедуры было…
Теперь его очередь настала. Я тут же переношу огонь:
– Что, Вань? Рука устала? Вот такие они девки, да… Помурыжат и в кусты сбегают. А в кустах кто? А в кустах ленивый Дед лежит…
– Дед, я, между прочим, все жене расскажу, – грозится Рита.
– Ей понравится, да! – довольно киваю я.
Жена у меня с замечательным чувством юмора. И эта угроза не имеет никакой силы. Впрочем, Рита это прекрасно знает.
За разговорами я делаю кофе и Ритке. Не в благодарность за клеща. Просто так. Щедро плескаю ей того самого бальзама на сорока травах.
И тут из-за спины Ритки нарисовывается Наташка. Да не просто Наташка. А такая же похабница, как и я. Афоризмы из нее сыплются еще больше, чем из меня.
И тихим таким голосом затягивает песенку из репертуара девяностых. Только со своими словами:
– Женское пьянство – это не излечишь! Рита, ты же жизнь свою калечишь!
– Да тьфу на вас всех! – ржет Рита уже во весь голос. Красивый у нее голос, кстати. И поет она красиво. Вечерами. Как-нибудь надо будет спеть с ней. После Вахты.
Вот так и проходит время от подъема через завтрак.
Мужики снова собираются сходить на поле.
Я – остаюсь в лагере. Жду Сашу с его помпой. Обещался же привезти. Вот и сидим, ждем. Я снова читаю книгу, и курю, курю, курю… Иногда почесываю спину. Скотский клещ… Прививки от энцефалита у меня нет. Да и клещ-то меня кусает второй раз в жизни. За двадцать лет походной жизни. Вру. За двадцать два года. Из них пятнадцать поисковых. Пока пятнадцать, дай бог.
Мужики ушли. Наташка подсаживается рядом:
– Чего читаешь?
Я молча показываю ей обложку. На ней написано: «Константин Симонов. Живые и Мертвые». Другие книги тут не читаются.
– А-а-а… Тебя тут тоже клещ цапнул?
– Угу, – киваю я.
– Меня тоже неделю назад. Дед, а ты знаешь, что клещей никто не ест?
– В смысле? – заинтересовываюсь я.
– В прямом. Их птицы не жрут. Вообще. Они – вершина пищевой цепочки.
Наташка юрист. Она работает в суде и знает много умных слов. Например, что такое УПК. Я, наивный, всегда думал, что эта аббревиатура означает – учебно-производственный комбинат. Ан нет. Это – уголовно-процессуальный кодекс. Во как!