Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов

Першанин Владимир Николаевич

– Пули для них слишком мало, – пробормотал бывший житель Львова.

Он воткнул нож уже в мертвое тело Николая Лагуты, затем наклонился над лейтенантом.

– Боишься, москаль? Сейчас глотку резать буду. Как барану.

– Кончай… чего тянешь.

– Хочу глянуть, как ты пощады просить будешь. Может, и оставлю в живых.

Хлопнул выстрел. Лейтенант дернулся и замер. В руке немецкого ефрейтора дымился трофейный ТТ.

– Пошли… и гранаты, вон, подбери.

Оуновец все же ударил штыком лейтенанта

в лицо и, забрав гранаты, зашагал к машинам.

Отряд Фомина ночевал в брошенном хозяевами хуторе, недалеко от дороги. Перед этим произошла стычка с отступавшей немецкой ротой. Немцы не приняли боя, но и не убегали. Приземистая «штуга» (штурмовое орудие) прикрывала отход, а солдаты группами, отстреливаясь на бегу, исчезли в лесу.

Сумела уйти и «штуга», получившая попадание в лоб. Снаряд срикошетил, возможно, убив кого-то из экипажа, а в отряде хоронили двоих погибших.

В подвале обнаружили вино и самодельные консервы. Бойцы поймали бродившего подсвинка и варили суп. Фомин, комбат Болотов, командиры батарей и десантных рот сидели в просторной комнате. Было решено дать людям отоспаться, отдохнуть после гонки по дорогам, боев и стычек. Бойцы не спали две ночи и падали с ног.

Хозяин зажиточного хутора сбежал от греха подальше, оставив управляющего, жившего с семьей во флигеле. Управляющий, дядька лет пятидесяти, сидел на лавке у входа и отвечал на вопросы Фомина, пытаясь каждый раз встать.

– Сиди ты, не вставай! – с досадой отмахнулся майор. – Немцы поблизости есть?

– Проезжали часа два назад. Сильно торопились.

– А чего хозяин сбежал?

По лысине управителя скатилась крупная капля пота.

– Он мне не докладывал. Приказал стеречь дом, скотину и уехал с семьей.

– Мы мирных жителей не трогаем, – сказал комбат Болотов, хвативший кружки две вина. – Наплели тут вам всякой ерунды. Красная Армия с фашистами воюет.

– Так, пан, – послушно кивал управляющий.

– За те продукты, что мы взяли, расписку оставим, – проговорил Фомин. – Предъявите ее в комендатуру, вам оплатят.

– А где она, эта комендатура?

Чистяков перехватил проницательный, не слишком напуганный взгляд управляющего. Знает прекрасно, что никаких комендатур пока нет.

– Что, думаешь, фрицы вернутся? – закурил Фомин.

– Мы люди маленькие. Откуда нам знать. Наверное, не вернутся. У вас танки, пушки, вон какие громадные.

Старшина внес кастрюлю с дымящимся супом. Управляющий поднялся, комкая в широких натруженных ладонях картуз.

– Мне можно идти, пан полковник?

– Я не полковник, а майор, – ответил Фомин. – Спите спокойно, никто вас не тронет.

– Так, так, – кивал управляющий. Помялся и, не удержавшись, спросил: – В колхозы сгонять всех будете?

Слово «сгонять» неприятно резануло слух. Григорий

Иванович Фомин был сам из деревенских. Когда создавались колхозы, ему было тринадцать лет. Жили так себе, бедновато. Ни мать, ни отец в колхоз не рвались, хотя обещали там райскую жизнь. Когда уводили в общественное стадо корову, с матерью сделалось плохо.

Глядя на нее, в голос заревели младшие братья и сестренки. Райской жизни в колхозе не получилось, работали, считай, задаром. Об этом периоде Григорий старался не вспоминать, тем более через три года поступил в военное училище. Там языки распускать не давали.

Политруки читали на занятиях газетные статьи, где описывалась сытная колхозная жизнь и веселый коллективный труд. Попробуй, ляпни что-нибудь лишнее!

Поэтому Фомин на эту тему говорить ничего не стал. Обронил коротко:

– Живите, как живете. Рано еще загадывать, война идет.

– Как не рано? – вскинулся управляющий. – Людям рот не закроешь. При германцах несладко было, а чего от вас ждать, неизвестно.

Когда управляющий ушел, Фомин удрученно покачал головой:

– Наши колхозы для них как пугало.

– Темный народ, – не очень искренне проговорил комбат Болотов.

– Чем же он темный? Вон пианино стоит, чистота кругом. Дорожки песком посыпаны, а в коровнике чище, чем в нашем сельском клубе.

Болотов закашлялся. Он не любил таких разговоров. Мало ли людей за длинные языки пострадали? Старшина разливал суп по цветастым фаянсовым тарелкам. Подняли стопки с водкой:

– Ну, за победу!

– За нее самую.

Уставшие бойцы заснули. Дежурили командиры машин, офицеры-десантники, сержанты. Короткие ночи в июле, но неуютно среди чужих лесистых холмов. Самые бандеровские места.

Очередь Чистякова дежурить наступила во второй половине ночи. Обошли вместе с младшим лейтенантом Толей Архиповым посты. Назначенный вчера командиром десантной роты Архипов проверял посты строго:

– Не вздумайте спать. Бандеровцы в момент весь отряд вырежут.

Бойцы зевали, терли кулаками глаза, но службу несли бдительно. Чистяков и Архипов присели на бугорок, вслушиваясь в ночные звуки. Поговорили о том о сем. Архипов закончил пару месяцев назад пехотно-пулеметное училище, родом был из Астрахани.

– Ты с юга, я – с севера, – негромко засмеялся старший лейтенант. – А встретились чуть ли не в Польше. Как там у вас жизнь, возле Каспия?

– Как везде, – пожал плечами младший лейтенант. – Работа по двенадцать часов, похоронки идут. Страшно представить, сколько людей гибнет.

Чистяков промолчал. Толя Архипов подумал, что командир батареи, по слухам, уничтоживший два «тигра», решит, что он боится. Стал торопливо убеждать Чистякова в обратном:

– Бойцы на победу настроены. Гоним фрицев, удирают гады во все лопатки.