Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов
Шрифт:
– Волос только седых на башке у тебя прибавилось, – заметил Коля Серов.
– Я ж постарше вас. Двадцать семь в ноябре стукнет. А самое главное, служба на самоходках нервная. Когда на переезде с бронепоездом схватились, думал, конец нам. Снаряды из зениток так в землю били, что машину подкидывало. И нам досталось. Повезло, что болванка под острым углом шла.
– А с Пашкой Рогожкиным ты не очень дружишь? – спросил Николай. – На ужин даже не пригласил.
– Чего его приглашать, – вскинулся заряжающий. – Нас подбили, фрицы
– Там немного по-другому было, – сказал Саня. – Он один остался, а на него несколько танков и штурмовых орудий шли. На его месте и я бы, наверное, отступил.
– Но товарищей бы не бросил!
– Ладно, чего теперь вспоминать.
Между тем переформировка подходила к концу. Советские войска с боями продвигались на запад широким фронтом от Прибалтики до юга. Со дня на день ждали приказа о наступлении самоходно-артиллерийский, танковый полк, мотопехотная бригада. В глубине леса была сосредоточена артиллерия.
В один из дней перед личным составом выступил замполит. Он служил в самоходно-артиллерийском полку с момента его образования, успел получить «полковника» и несколько орденов. Политотделы своих работников не обижали, награждали регулярно.
За полтора года Чистяков хорошо изучил привычки и речи замполита. К словам о мужестве и героизме, которых ждут от славных самоходчиков, прибавлялась осторожная оценка политической обстановки в Польше. Хотя страна жестоко пострадала от фашистов, разрушена Варшава, но многие поляки находятся под влиянием антисоветской пропаганды. Этим людям надо доходчиво объяснять цели и задачи Красной Армии.
– А если в спину стрелять начнут, что делать? – спросил кто-то из командиров. – Огнем отвечать можно?
– Можно, – подумав, объявил полковник, – но осторожно.
По рядам офицеров пробежал смех. Можно, но осторожно! Во сказанул комиссар. Как та премудрая мать своей дочке. Мужикам иногда давать можно, но с выбором, осторожненько.
Чтобы окончательно не запутаться и не ляпнуть лишнего, замполит скомкал речь и представил слово заместителю командира полка по разведке Фомину. Тот из пустого в порожнее не переливал, говорил по делу, и слушали его с интересом.
– Насчет ударов в спину долго распространяться не буду, – короткими, рублеными фразами говорил майор. – Там, где дисциплина и нормальные сторожевые посты, бояться нечего. В Польше нас с цветами вряд ли будут встречать, хотя многие с нетерпением ждут освобождения. Фашисты здесь много крови пролили. Самые крупные концлагеря, массовое уничтожение евреев. О другом хочу сказать. Не нравится мне настроение некоторых командиров, особенно молодых. Ура, мы наступаем, завтра победим, фрицы бегут.
– А что, не так разве? – значительно двинул густыми бровями замполит.
– Не так. Редко я наблюдал, чтобы немцы бежали. Бегущих насмерть бьют, и фрицы это хорошо знают. За Польшей находится Германия, это они тоже помнят.
– Бросьте, товарищ Фомин, – вновь вмешался замполит. – Вы смелый офицер, не надо молодых пугать. А то и правда шарахаться от каждого куста будут.
Все же Григорий Иванович Фомин довел свою речь до конца. Драться в тесном взаимодействии с пехотой и бросить всякие разговоры о шапкозакидательстве.
– Все понятно, – расходились командиры, оживленно обмениваясь впечатлениями. – Наш майор молодец. Полезно иногда горячие головы остуживать. Поняли вы, лейтенанты?
– Чего не понять, – снисходительно улыбались молодые.
– Ни хрена не поняли, – сплюнул Чистяков. – Ничего, в первом же бою настоящая учеба начнется. Быстро сообразите.
Он сочувствовал Глущенко, у которого два экипажа из четырех возглавляли «шестимесячные младшие лейтенанты».
Между тем на территории Польши продолжались бои. За Польшей находилась ненавистная фашистская Германия. Немцы понимали, что польская территория станет плацдармом для броска советских войск на Германию. Бои, в которые вступила дивизия и тяжелый самоходно-артиллерийский полк подполковника Пантелеева, приняли с первых дней ожесточенный характер.
Батарея старшего лейтенанта по-прежнему поддерживала танковый батальон Болотова, который, кроме ордена Красного Знамени, получил майорское звание, чем очень гордился. Соседним танковым батальоном командовал капитан Шаламов.
Встретив его в полку, он не очень удивился. По приказу Верховного все танкисты и самоходчики направлялись после излечения в бронетанковые войска. Вот и попал Юрий Федотович Шаламов в полк Полищука, да еще с повышением. Встрече оба были рады, выпили, вспомнили санбат. В то же время, глядя на бывалого капитана, Саня испытывал чувство настороженности. Не выдержав, спросил:
– Юрий Федотович, а чего тебя в прежнем полку выше роты не двигали?
Шаламов рассмеялся, хлопнув Саню по колену:
– Исполнял обязанности. А назначать комбатом меня начштаба не хотел. Боялся, что займу должность командира полка и заставлю его воевать, а не бумаги перекладывать.
Трудно было понять, шутит капитан или так и было. Ничего не скажешь, энергичный и наверняка смелый в бою танкист. Однако бесшабашный характер во время пребывания в санбате вызывал у Чистякова невольную настороженность. Не обернется ли это стремлением Шаламова любым путем укрепить свой авторитет на новом месте?
Чистяков откровенно рассказал о своих сомнениях Сергею Назаровичу Глущенко, которому предстояло действовать совместно с батальоном Шаламова.