Прорыв
Шрифт:
Разные фильмы, в которых и Коба, и я, и многие военно-политические руководители Советского Союза представлены по-разному. Но, в основном, либо как бестолочи, допустившие врага к Москве и сдавшие огромные территории до Сталинграда и Кавказа включительно, либо как кровавые тираны, не жалеющие человеческие жизни и лично издевающиеся над невинно обвинёнными.
Это, конечно, в основном, касается моего киношного образа. Идиоты эти сценаристы и режиссёры! Идиоты, не представляющие себе и малой доли забот, свалившихся на всех нас (и на меня в том числе) с началом войны. Откуда у меня время для того, чтобы лично бегать по камерам с арестованными и лупить их кулаками по мордам? Но ничего не поделаешь:
Обгаживают меня и Кобу и восхваляют некоторых других. Например, того же самого Жукова, в ИХ пропаганде являющегося едва ли не единоличным спасителем страны от гибели, который был всегда прав, а ему вечно мешал тупой, бестолковый, бездарный Председатель Государственного Комитета Обороны, руководивший боевыми действиями чуть ли не по глобусу.
Нет, более высокий, чем у многих других, уровень военачальника в нём чувствуется. И про жёсткий стиль руководства генерал-полковника хорошо известно. Но, как по мне, до «единоличного спасителя Отечества» он не дотягивает. Да и других, личного характера, недостатков хватает. Поэтому, в отличие от мира потомков, Коба и не назначил Жукова начальником Генерального Штаба: по моему мнению, именно просчёты Генштаба были основной причиной катастрофической ситуации на начальном этапе войны.
Да, если сравнивать немцев ИХ истории и поляков НАШЕЙ, то разница ощущается. Очень серьёзная разница, продиктованная тем, что за немцами — мощная традиция первоклассной военной школы, отличной конструкторско-инженерной школы, а поляки так и не успели преодолеть собственную «легковесность», накачать «мускулы» в мозгах военных теоретиков. Они больше опираются не на собственные инженерные, конструкторские и штабные кадры, а на подсказки французов и англичан. Как выразился Владимир Михайлович Бабушкин, «у немцев во всём подход имперского народа, а у поляков — местечкового пана, случайно выбившегося в магнаты».
В этом нам легче, чем было в истории потомков. Тяжелее из-за того, что граница на начало боевых действий проходит намного восточнее. Вон, до Риги и Минска — всего-то шестьдесят километров от неё. И если Штерну с его Западным фронтом несколько легче держаться за укреплённые районы, то Кузнецову в Латвии без них приходится очень несладко. Не спасает наличие ни немецких национальных дивизий, сражающихся, как докладывают с мест, до последней капли крови, ни лучших танковых соединений Красной Армии, вроде дивизии генерал-майора Фёдорова. Бои идут уже на окраинах столицы Латвийской Советской Социалистической Республики. Но всё ещё сохраняется узкий коридор для отвода советских войск из Курляндии.
Легче в том, что на основании опыта потомков мы намного раньше начали реформирование Красной Армии, насыщение её современными видами оружия и техники, использование тактических приёмов, выработанных на основании опыта боевых действий в ТОМ мире. Тяжелее из-за того, что приходится отвлекаться на нового, очень мощного врага — Турцию, ударившую в Закавказье, где расстояния до критически важных городов и объектов ещё меньше, чем в Прибалтике и Белоруссии. Турецкие снаряды уже долетают да окраин Еревана, а в Ленинакане идут городские бои.
Легче в том, что румыны не озлоблены потерей Бессарабии, как это было в мире потомков, поэтому сражаются без особой охоты. А мы, зная о положительном опыте начального этапа войны, сами устроили им боевые действия на их территории. Только десант у нас
Тяжелее в том, что Черноморский флот не в состоянии помочь войскам, высадившимся западнее Днестра, он понёс потери в столкновениях с румынскими и британскими кораблями, вошедшими в Чёрное море. Пусть и удалось потопить несколько «британцев», нарвавшихся на минное поле, выставленное нашими подводными на выходе из Босфора. А по войскам, сражающимся в Молдавии, наносят авиационные удары британские бомбардировщики, базирующиеся в Греции.
Легче в том, что нет среди некоторых советских людей настроений «поляки — цивилизованная, европейская нация, несущая нам свет великой культуры». Тяжелее из-за резко возросшего саботажа части евреев, под влиянием польской и британской пропаганды возжелавших независимого еврейского государства в Северном Причерноморье. Вон, тот же генерал-полковник Жуков, прилетевший в Москву, упоминает про такие случаи в Киеве. Хотя я, конечно, мог бы рассказать об этом куда больше, чем он.
И да, подпортил представитель Ставки на Юго-Западном фронте настроение Кобе. Фронт по линии Укрепрайонов там держится, но поляки на нескольких участках сосредоточили тяжёлую артиллерию. По нашей классификации — артиллерию особой мощности, и планомерно уничтожают бетонные доты, являющиеся «скелетом» Укрепрайонов. И как только этот процесс завершится, следует ожидать мощного удара совместных польско-венгерских частей.
— Насколько результативным может быть такой удар, товарищ Жуков?
— Всё зависит от задействованных в нём сил противника. По сути, поляки уже полностью вытеснили наши войска из предполья, и им останется лишь сделать короткий рывок, десять-пятнадцать километров, чтобы преодолеть первую линию обороны. Конечно, в тылу есть и вторая линия, но, как вы понимаете, товарищ Сталин, её оборонительные возможности намного слабее, чем у той, что имеет бетонные долговременные оборонительные укрепления. И если поляки введут в прорыв пять-семь дивизий, включая танковые, надолго удержаться на второй линии без привлечения резервов будет сложно.
— У Юго-Западного фронта недостаточно резервов? — удивлённо поднял брови Коба.
— Достаточно, товарищ Сталин. Проблема в том, что нам неизвестно, на каком именно угрожающем участке поляки нанесут удар. И переброска этих резервов может занять некоторое время, которое работает на атакующую сторону.
— Так нанесите упреждающий встречный удар! — разозлился Председатель ГКО. — Почему именно я должен подсказывать вам это?
30
Ульрих Граф, 28 мая 1941 года
Роммель оказался прав: французы накопили силы и ударили по нам. И итальянской армии, стоявшей на пороге древнего Карфагена пришлось отступать. Почти также стремительно, как она двигалась вдоль средиземноморского побережья Туниса на север.
Они воспользовались тем, что нашу танковую дивизию отвели на пополнение в тыл, и Эрвин не смог в очередной раз проявить свой талант, чтобы воспрепятствовать этому удару, поддержанному французскими и британскими танками. А итальянские пехотные части проявили недостаточную стойкость для того, чтобы отбить эти атаки. И фронт покатился на юг. Да так стремительно, что его уже не могли остановить даже наши контрудары, несколько снизившие натиск лягушатников: они уже дошли до Суса.