Прощание еврейки
Шрифт:
Таки двое - мальчик и девочка.
Хорошие были роды. Можно сказать, в антисанитарном положении, но легкие.
Соседкин муж прибежал через три часа. Акушерку не нашел. Праздник, все самогонку пьют на доброе здоровье. А и не надо никого. Дети тут как тут: назвали в честь родителей Мирры: Вениамин и Злата.
Правда, когда записывали, сотрудница намекнула, что дети с такими именами будут выделяться и привлекать внимание, так, может, что другое родители выберут. Ничего, как надумали, так и записали. Двойни не каждый раз нарождаются.
Приходили знакомые,
Мирра от счастья лучилась, Иосиф улыбался:
– Мы на достигнутом не остановимся, на рекорд пойдем.
Мирра ушла с работы, чтобы целиком посвятить себя детям и огороду. Иосиф тоже весь день на огороде. Потом продает на колхозном рынке. Тут ему повезло - случайно стал рядом с бойкой бабой-торговкой.
Она косится на него:
– Ты яврэй, чи хто?
– Еврей.
– Наш, чи не наш?
– Тутошний, козелецкий.
– Знакомэ обличчя. Стой коло мэнэ. Мабуть, припэрло тэбе пид ребро, шо торгувать выйшов.
Иосиф покивал. А та разошлась на весь базар:
– О-от яврэйська душа, прыстроивсь пид подол! Давай-давай, хто ругать товар твий будэ, я того забэзпэчу! Я у кышеню за словом нэ полизу! Разрэшенне им подавай! У кого диты мали дома голодом сыдять - то и е разрэшення! Харытыну тут уси знають - у мэнэ пьять сынив поляглы.
И тише, лично Иосифу:
– Я тут усегда стою, у субботу и воскрэсэння. Ты тоже тут стой.
Потом Харытына наезжала к Чернякам по разным бытовым вопросам: она из Леток, а у сельского жителя в райцентре всегда найдутся надобности.
Аккордеон Иосиф совсем забросил, окончательно перешел на скрипочку - звук более нежный. Подолгу музицировать не удавалось, а все-таки семье удовольствие.
Как-то Изя задержался из школы. Нет и нет. Наконец пришел, привела пионервожатая из старшего класса: грязный, лицо в крови, рубашка разорвана до пупа, штаны черт-те в чем, ранец болтается на одной лямке.
Мирра к ребенку:
– Изенька, что случилось?
Ответила пионервожатая:
– Не волнуйтесь, Мирра Вениаминовна. Теперь страшное позади. Он с мальчишками подрался. Они первые начали. Прямо на школьном дворе, у партизанского обелиска. Пионерский галстук с Изи сорвали, а Изя им начал сдачу давать - ранцем. Они разозлились и начали бить во всю силу. Между прочим, из седьмого “Б”. Хулиганье, двоечники, что с них взять. Я из окна видела, бросилась разнимать. Представьте себе, прямо у могилы героев! Сорвать пионерский галстук! Вы, как бывшая партизанка, должны выступить на собрании. Вот, решила проводить домой на всякий случай. Он говорит, - кивнула на Изю, - обзывались. Тоже мне, надо внимание обращать!
Иосиф спросил:
– Как обзывались?
Изя молчал. Ответила пионервожатая:
– “Жид-жид по веревочке бежит” и “изя-изя-изя”. Идиотство. Я ему по дороге объясняю: ты им ответь - сами вы жиды, и дальше ступай с гордо поднятой головой.
– Хорошо-хорошо, спасибо, что привела, - Иосиф пожал руку девушке
Назавтра под вечер прибежала Римма. Ни здрасте, ничего.
– Мне Татьяна Петровна рассказала про драку в школе. Ее Ивасик там был. Он тоже, может, бил, но несильно, это точно, я его хорошо знаю, у него тип личности неподходящий. Но пионервожатая грозит поставить всем на вид, устроить собрание. Если так пойдет, могут исключить или выговор. А мальчику жить дальше.
Мирра оторопела от напора - не ждала Римму ни под каким видом, а тем более по такому поводу.
Иосиф как раз собирался на работу, еду в газетку заворачивал. И так, заворачивая, спросил:
– Какому мальчику жить?
– Вот я вас прямо ненавижу, вы бесчувственные к чужому горю, только свое, только свое!
– Римма разрыдалась и упала на кровать.
Иосиф еду завернул и, ни слова не говоря, пошел из дома.
Ну а Мирра, конечно, по-женски стала утешать Римму. И сама плачет.
Так и сидели на кровати: одна в одну сторону носом хлюпает, другая в другую.
Посидели-посидели, поплакали-поплакали.
Римма говорит:
– Я даже ваших новорожденных деток не видела. Покажите.
Посмотрела на спящих, похвалила внешний вид.
– А как назвали?
– Златочка и Веничка.
– Ну что же вы, всё нарочно делаете? Что же вы делаете?
– Римма не закричала, а спросила злым шепотом.
Уже с порога обернулась:
– Вы с Иосифом Марковичем не думайте, я сама, по своей инициативе к вам пришла, меня Татьяна Петровна не просила. У вас такое устройство мозговой деятельности, особенно у Иосифа Марковича, что говорить по логике невозможно. Я как специалист утверждаю. И ребенок у вас неконтактный, педагогически запущенный вами. Потому так получается. Мы в обществе живем, человек - общественное существо. Я младше вас, а понимаю. Вам бы поучиться.
Никакого собрания не было. Замяли дело - подрались мальчишки, и ладно.
Между прочим, жили - не тужили. А в моменты расстройства вспоминали хорошее.
Мирра однажды говорит Иосифу:
– Мне пора выходить на работу, Веничку со Златочкой определим в ясли. Пойду туда работать. Там в садиковой группе Эммочка, все вместе и будем. К тому же поправим материальное положение.
В городе Мирру знали с хорошей стороны, и заведующая дошкольным учреждением обрадовалась Мирриному предложению. Но воспитательницей не взяли, а только нянечкой.
– Вам, Мирра Вениаминовна, зазорно будет полы мыть, наверное… Но я вам от всей души обещаю - через некоторое время обязательно оформим воспитателем. Вы же со средним специальным образованием, педагог. Такими кадрами не бросаются.
Нянечкой так нянечкой.
Из санстанции придут - у Мирры порядок.
Из районо придут - у Мирры порядок.
По обмену опытом из других районов приедут - у Мирры порядок. К ней не как к нянечке обращаются, а как к полноценному воспитателю, потому что общественность ее помнит как завуча и как учительницу. Сами воспитательницы с ней советуются без предрассудков.